— Хорошо, — сказал Рейнхарт, отпуская жалюзи. — Мы ждем хоть маленькой ниточки, за которую можно было бы уцепиться. Рано или поздно мы ее отыщем, требуется только терпение… в этом ведь нет ничего необычного?
— Совершенно ничего необычного, — согласилась Морено. — Правда, я отнюдь не против того, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки побыстрее. Чтобы у нас появилось направление.
— Тщетные надежды, — вздохнул Рейнхарт. — Нет, на сегодня все. Ведь у меня есть семья, если мне не изменяет память. По крайней мере, утром была. А как обстоят твои дела?
— Замужем за профессией.
Рейнхарт посмотрел на нее, удивленно подняв брови.
— Ты должна потребовать развода, — серьезно заявил он. — Неужели ты не понимаешь, что этот супруг тебя просто использует?
В четверг вечером они попытались обобщить результаты расследования. С того момента, как в кустах возле парковки в Диккене обнаружили тело Эриха Ван Вейтерена, прошло пять с половиной суток. И девять с тех пор, как оно там оказалось если расчеты не ошибочны. Следовательно, было уже пора. Даже при том, что узнать пока удалось не слишком много.
Начали с подруги жертвы.
Марлен Фрей несколько раз допрашивали Рейнхарт и Морено — естественно, с соблюдением максимальной деликатности и уважения, — и она, насколько они оба могли судить, делала все, что в ее силах, чтобы оказывать полиции всестороннюю помощь. Жаловаться на неготовность к сотрудничеству не приходилось. Особенно принимая во внимания обстоятельства, с чем, безусловно, считались.
Количество допросов друзей и знакомых покойного выросло до внушительной цифры семьдесят два. Полученные сведения носили довольно пестрый характер, но обладали ярким сходством: никто из опрошенных не представлял себе, кто мог желать Эриху Ван Вейтерену смерти, и никто не имел ни малейшего понятия о том, что за дело было у него в Диккене в тот роковой вторник.
Свидетельские показания из ресторана «Траттория Комедия», судя по докладу инспекторов Юнга и Роота, тоже добавили к делу немногое, хотя здесь постепенно обозначилась одна — именно одна — маленькая зацепка, первая и пока единственная во всем расследовании. Существование мужчины с длинными темными волосами и бородой, которого приметила в баре около шести часов Лизен Берке, нашло свое подтверждение еще у двоих свидетелей: бармена Алоиза Куммера и повара Ларса Нильсена — оба были на сто процентов уверены (вместе — на двести процентов, оптимистично заметил Роот) в том, что такой персонаж действительно чуть-чуть посидел с пивом в баре примерно в указанное время.
Железно, как аминь в церкви и шлюхи на улице Звилле, как обычно говорили в городе.
Его описание тоже казалось вполне удовлетворительным — по крайней мере, единодушным. Темные волосы, темная борода, темная одежда и очки. Повар Нильсен припомнил также, что у мужчины возле стула стоял пакет, но Куммер и Берке на вопрос о пакете только плечами пожали. Не подтвердили, но, в принципе, и не опровергли.
Когда Юнг с Роотом отчитались об этой единственной наметке после пяти дней напряженного расследования, Роот уже загорелся:
— Готов поклясться, что сидевший там и есть убийца. Запомните, что я знал это уже сейчас!
С ходу поддерживать этот прогноз никому не захотелось, но было решено как можно скорее разослать приметы и объявить розыск.
На всякий случай.
И для того, чтобы принять хоть какое-то решение.
12
Он проснулся в «час волка».
С ним такое периодически случалось — теперь.
Когда у него ночевала Вера Миллер или приближался день ее прихода — нет. У них повелось так, что они встречались раз в неделю — с субботы до воскресенья, а в промежутках, в период сильнейшей тоски по ней, на него это обычно и наваливалось: он просыпался в холодном поту. В «час волка».
В такие моменты бесконечного, беспощадного бодрствования между тремя и четырьмя часами, пока весь мир спал, он смотрел сквозь пленку. Видел в холодном ретроспективном свете то ужасное, что совершил, понимая, что хрупкая, сдерживающая мембрана может лопнуть в любой момент. Когда угодно. Примешивались ли туда еще и сны, он не знал. Во всяком случае, был не способен их вспомнить. Даже не пытался, что вполне естественно, ни в эту ночь, ни в другие. Он встал с кровати, добрался в темноте до письменного стола и зажег лампу. Тяжело опустился на стул и начал считать по календарю дни; обнаружил, что с тех пор, как он наехал на парня, прошло тридцать пять дней. Десять с убийства шантажиста. Скоро все будет забыто.
Забыто навсегда. Газеты уже больше не писали. Они усердствуют только в первое время. Полиция обнаружила молодого мужчину в прошлую субботу, а сейчас СМИ уже потеряли интерес. Ни слова ни в четверг, ни в пятницу.
Все так и есть. «В двадцать первом веке человек превратится в мотылька-поденку, — подумал он. — Подведи черту, вычисли сумму, если есть что считать. Забудь и двигайся дальше. Лозунг времени». Собственно говоря, он и сам таков. Поистине достойный представитель будущего; ко вчерашнему дню и непрерывности его накрепко привязывали только эти бессонные мгновения. На самом-то деле.
Тем не менее все уже не так, как прежде. Просто непостижимо, как тот вечер, легкий удар и парень в глинистой канаве смогли все изменить. Настолько сместить перспективу. Открыть двери. Обрубить швартовы. Впустить Веру Миллер, впустить его новую жизнь. Да, непостижимо — подходящее слово, сродни божественному.
Убийство в Диккене его не особенно тяготило. Оно было просто следствием. Вынужденным действием, неизбежным логическим продолжением того, что его случайно заметили в тот первый вечер. Бильярдным шаром, приведенным в движение, который лишь следовал беспощадно заданному направлению; он недавно читал о подобной теории в каком-то профессиональном журнале. Некое новое механистическое восприятие мира, если он правильно понял… или новая психология, вместе с тем, разумеется, долг по отношению к собственной жизни — буквально через день происшествие в Диккене уже перестало его волновать. Человек, которого он убил, пытался нажиться на несчастье других — его собственном и парня… можно даже утверждать, что он заслуживал смерти. Tit for tat, [9] как говорится. Примитивный шантажист, выросший за неделю в страшную угрозу, которого он встретил на его же собственном игровом поле и ликвидировал. Просто и безболезненно. Перспектива вновь открылась.
Перспектива с Верой Миллер. Он больше ни секунды не сомневался в том, что так и будет. Ни доли секунды, даже во время ночных бодрствований. Она пока еще не сказала мужу о том, что у нее есть другой и что они должны развестись, но это вопрос времени. Вопрос нескольких недель и деликатного обхождения. Андреас Миллер — человек слабый, и ей не хочется его добивать. Пока. Но скоро.
В ожидании этого они не спешили строить планы. Однако планы витали в воздухе, когда они бывали вместе. Когда они занимались любовью, пока он находился в ней, пока всасывал ее соски, твердые, упругие и нежные. Пока они с Верой сидели друг напротив друга, ели и пили вино или просто лежали в его большой постели в темноте, отдыхали и слушали музыку. Все время. Планы — еще не высказанные мечты о будущем и новой жизни. Где-нибудь в другом месте. Он и Вера Миллер. Он любит ее. Она любит его. Они оба взрослые люди, и что может быть проще? Они станут жить вместе. Через полгода. Через месяц. Скоро.