Меня загоняют, отметил маэстро.
Куда? Зачем?!
По счастью, медлительный тупица-рассудок жил своей жизнью, а тело – своей. Скользящий шаг; выпад, скорее финт, с мгновенным выходом из меры. Диего не собирался никого убивать. Выпадом он заставил ближайшую Эрлию отпрыгнуть, закрыться щитом, нарушить порядок облавной дуги – и с легкостью вырвался из наметившегося окружения. Лишь сейчас Пераль разглядел, какую западню ему готовили. За спиной маэстро возвышался щит – дальний родич щитов, которыми орудовали женщины, вкопанный в землю гигант из занозистых, посеревших от непогоды досок. На щите крепились разомкнутые кандалы для рук и ног, а также фиксирующий ремень на уровне головы.
– В чем дело, доньи Эрлии?
Обращаясь к журналистке во множественном числе, Диего мысленно примерил колпак шута. Динь-динь, бубенчики, дуракам закон не писан.
– Вы собрались меня пытать?
Деловитые, как муравьи, женщины придвинулись ближе. Лицам их, верней, бесстрастию, отраженному на лицах, позавидовал бы и гематр.
– Или это у вас такие любовные игры?
Его упрямо гнали к щиту.
– Почему вас пятеро?
Господи, с опозданием воззвал Диего. Да свершится воля Твоя! Я же под шелухой, Господи… Что за дьявольское наваждение?! Господь не откликнулся, промолчал и сатана.
– Мы в колланте? Куда мы летим?!
Две Эрлии оставили горн и присоединились к сестрам-загонщицам. Та, что раздувала мехи, обнажила меч. Вторая вооружилась железным прутом, извлеченным из горна. Прут был снабжен мощной дубовой рукоятью. На противоположном конце рдел раскаленный кругляш. Тавро, понял маэстро. Такими штуками в Эскалоне клеймят скот.
Проклятье! Клеймо! Эрлия – помпилианка…
– Вы намерены взять меня в рабство?!
Вместо ответа пять Эрлий ринулись в атаку. Собственно, это и был ответ. Диего удалось выскользнуть из кольца в последний момент. Он по-заячьи прыгал из стороны в сторону, с бешеной, невозможной в реальном мире скоростью отражая удары. Сейчас Диего Пераль радовался одному – тому, что орудует тяжелой рапирой никак не медленнее проклятого дона Фернана; и жалел об одном – ему чертовски не хватало кинжала для левой руки. Отобрать меч у кого-то из Эрлий? Звон, лязг. Лязг, звон. Хриплое дыхание, пар изо рта. Мелькает безумный калейдоскоп – женские лица в обрамлении бронзовых нащечников.
– Я не хочу вас убивать!
Двигаться, все время двигаться. Движение – жизнь. Или свобода? Не думать! Не тратить силы на бесплодное жонглирование словами. Движение и дистанция. Вход в меру, выход из меры. Мечи короткие, считай, матросские тесаки. Не подпускать близко.
Пляши, дурак!
Он не представлял, что отряд может действовать так слаженно. Отряд? Пятеро против одного; пятеро как одна. Эрлии смыкали строй, рассыпались цепью, связывали плотным боем, норовя зайти со спины. Маэстро выбивался из сил, изобретал финт за финтом, лгал каждым взмахом клинка – и не мог заставить их мешать друг другу. Вершиной подвигов Диего был краткий миг замешательства. Этого хватало, чтобы в очередной раз вырваться из окружения.
– Я…
Не вынуждайте меня, хотел крикнуть он. Не требуйте, чтобы я убивал. Не надо… Споткнувшись, Диего потерял драгоценную секунду, и клинок острей бритвы дотянулся, вспорол бедро. Вечно мне режут бедра, возмутился маэстро. Что за дрянная фортуна! Кровь и боль под шелухой ничуть не отличались от настоящих. Спасибо им – на кровь и боль мастер-сержант Пераль, не обремененный светскими манерами, отвечал кровью и болью.
Можно сказать, они выводили мастер-сержанта из спячки.
Клинок рапиры чиркнул по краю щита, окованному металлом. Прошел впритирку, клюнул женщину в горло, не защищенное доспехом – и быстрей змеи выскользнул обратно. Эрлия упала на колени, уронила щит, схватилась за шею. Между пальцев брызнуло красным.
– …как объект оказался на Хиззаце? Это связано с мятежом в Эскалоне?
– Мятеж? Нет, скорее жесткое порно. Наш бравый вояка соблазнил несовершеннолетнюю дочку местного гранда. Серый волк и кудрявая овечка…
– О, да это любовь!..
– Шлюха! Грязная подстилка!
Стараясь не хромать, Диего отступил на шаг. Он не видел, как в момент смертельного укола рапира в слабой, гибкой трети клинка поплыла сизо-черной струйкой крохотных мушек, щупальцем комариного роя. Он видел другое: зал заседаний, люди в военной, незнакомой маэстро форме, Эрлия Ульпия, куратор службы специальных дознаний в чине обер-манипулярия, с издевкой кривит яркий рот: «О, да это любовь!» Откуда он знает ее должность? Воинское звание? Какая разница?! Трижды, тридцать раз кряду Диего Пераль отправил бы мерзавку в ад только лишь за интонацию, с которой она произнесла слово «любовь».
Храпя, булькая, женщина мешком завалилась набок.
– Шлюха! Дрянь!
У маэстро перехватило горло. Тяжело дыша, он замолчал – и услышал, как свинцовые небеса сотряс вопль отчаяния и гнева, вырвавшийся из четырех глоток.
Молчание кончилось. Бесстрастие кончилось.
Я больше не раб, понял Диего. Кем бы я ни стал, прикончив пятую часть Эрлии, я больше не раб. Маэстро знать не знал о сложных взаимоотношениях помпилианцев с их рабами, но муравьи, желающие затащить полудохлую муху в муравейник, обернулись волчицами, бьющимися за родное логово, полное слепых детенышей. Я – равный, изумился маэстро. Я равен им, я ничем не отличаюсь от них – и это была последняя внятная мысль Диего Пераля.
Женщины? Кто сказал, что женщин нельзя убивать?!
Сдерживая натиск бешеных фурий, парируя удары и разя в ответ, маэстро прорвался к дощатому щиту. Встал с тыльной стороны, свободной от кандалов, прижался спиной к шершавому, занозистому дереву. Размашистым мулине отогнал Эрлий прочь – и, когда женщина, опрометчиво задержавшись в мере, нагнулась за выбитым мечом, Диего вонзил ей рапиру чуть выше ключицы.
– …для розыгрыша наш герой-любовник уж слишком изобретателен. А по виду – простак простаком.
– Его отец – драматург. Сынок мог пойти по стопам папаши.
– В склонности к изящным искусствам объект не замечен. Завалить в постель невинную аристократочку, а потом удрать с ней от разъяренного папаши – это запросто. Но выдумать пассажирский коллант с астланином… У него не хватило бы фантазии.
– Не хватило у сына – могло хватить у отца. Проверить все сочинения Луиса Пераля на предмет подобных эпизодов…
Раненая нога подвела: маэстро опоздал с возвращением. Лезвие меча располосовало предплечье, пальцы, сомкнутые на рапирной рукояти, начали неметь. Высвободив клинок, Пераль ударил Эрлию гардой в лицо. Хрустнула кость, помпилианка закричала; рядом, словно ожившее эхо, заходилась в крике другая Эрлия, орудуя клеймом. Самоубийственным выпадом, вытянувшись в звенящую струну, маэстро вынудил ее завопить громче – острие рапиры, вибрируя от жажды крови, вошло в локтевой сгиб.