– Ну и что? – тупо спросила Вероника.
– А то, что перестань мучить и себя, и меня! Ты красивая молодая женщина, ты еще встретишь свое счастье.
– Но я хочу счастья с тобой!
– Я тоже хочу. Но не все в жизни бывает так, как мы хотим…
Дальше она слушать не стала – открыла дверцу и, не попрощавшись, вышла из машины.
В своей прихожей она чуть не переломала ноги в горах стройматериалов. Прошла в спальню и прямо в пальто рухнула на кровать. Она почти физически ощущала, как жизнь по каплям покидает ее. Не все бывает, как мы хотим, надо же!.. Но хоть что-то! Хоть малую толику! Просто узнать, что это за штука такая – исполнение желаний!
Неожиданно ей пришло в голову, что зря она принимает речи Громова за чистую монету. «Наверняка эти сказочки про внезапное безумие придуманы специально для таких дур вроде меня! Это же шикарная причина, чтобы не жениться. А я оказалась такой бесцеремонной – завела разговор о браке еще до того, как мы оказались в постели! Чудовищная бестактность в наши свободные времена!» Вероника вспомнила американский фильм «Отпетые мошенники», в котором Стив Мартин изображал безумного братца главного героя перед дамочками, стремящимися выйти за него замуж. «Вот и Лука Ильич Громов туда же… Травма у него, скорее всего, на самом деле была, но теперь он выжимает из нее дивиденды!»
Чем больше Вероника думала обо всем этом, тем меньше ее убеждали резоны Громова. И как врача, и как отвергнутую женщину.
Первый приступ отчаяния прошел, а лежать в пальто было жарко и неудобно. Она сняла его, без малейшего сожаления заметив, что испачкала подол цементом.
«Да разве могло быть иначе? – горько думала она, разыскивая аптечку. Там должно было остаться несколько таблеток феназепама, которые сейчас Вероника намеревалась употребить, чтобы лечь и немедленно уснуть. Иначе ей не пережить очередной крах своих надежд и унижение! – Разве небеса могли допустить, чтобы я обрела счастье? Конечно, нет! Мне это нельзя! Все могут жить, рожать детей, просыпаться рядом с мужем, все, только не я! Господи, хоть бы знать, за что ты меня наказываешь? В чем я так провинилась, что мыкаюсь уже двадцать лет!»
Она не сразу осознала, что рыдает и богохульствует вслух. Наконец аптечка обнаружилась, но феназепама в ней не было. Она чуть не завыла от отчаяния.
Что было делать? Оставалось только снова надеть запачканное пальто и отправиться в магазин за красным вином. Спиться – это тоже выход для того, кто, понимая, что жизнь кончена, не находит сил покончить с собой. Алкоголизм – не что иное, как медленная смерть.
Вернувшись домой, она даже не стала утруждаться поисками бокала и приготовлением закуски – пила прямо из горлышка. «А завтра я протрезвею, и мне будет еще хуже! Чем, чем заполнить эту страшную пустоту, которая образовалась в моей душе? Работой? Но зачем мне работа? Какую радость я могу от нее получить, если знаю, что у меня никогда не будет мужа? А это уже точно. С Миллером я вела себя почти идеально, и все равно не смогла его удержать. Теперь Громов. С ним, конечно, было бы непросто, но я ведь чувствую, что мы могли бы стать близкими людьми. Но на что я ему сдалась? Я, кажется, уже готова пойти за первого встречного, мне, очумевшей от одиночества, сгодится любой мужик, но я для них словно не существую! Почему?»
Она схватила телефонную трубку:
– Алло, будьте добры Дмитрия Дмитриевича.
Невидимый собеседник – как быстро она разучилась определять его соседей по голосам! – швырнул трубку на тумбочку, и через минуту она услышала «алло» бывшего любовника.
– Это я.
– Здравствуй. – Голос был настороженный и немного раздраженный.
– Не нервничай, я по делу.
– Ты пьяная?
– Нет, просто устала. Дима, скажи, если человек очень много лет назад, допустим, двадцать пять, получил черепно-мозговую травму, может он сейчас сойти с ума?
Только тут она сообразила, что Миллер может расценить ее вопрос как бестактность: ведь она лишний раз напомнила ему о душевной болезни его матери.
– Может, – безапелляционно ответил профессор. – Ты знаешь, что подростков, хоть немного занимавшихся боксом, не берут в летные училища? Больше того, черепно-мозговые травмы могут провоцировать не только безумие, но еще и бесплодие у женщин.
– А я думала, наоборот. Чем меньше мозгов, тем выше половая активность.
– Это верно для врожденных дефектов психики. Но я говорю не о либидо, а о способности зачать ребенка. Это разные вещи.
– Кстати, еще неизвестно, почему я не беременела, – заявила Вероника, почему-то приняв последнюю фразу на свой счет. – Может, это у тебя проблемы, мы ведь не проверялись.
– Спасибо, я учту твое замечание. Ты звонишь, чтобы получить от меня научную справку или чтобы выяснить, почему мы не завели ребенка?
– Извини. Но неужели у человека может поехать крыша даже через двадцать пять лет после травмы?
– Даже через пятьдесят.
– Ну тогда это будет обычным старческим маразмом… Скажи, а возраст в момент травмы имеет значение?
– Разумеется. Чем моложе человек, тем меньше риск отдаленных последствий. Но это правило справедливо для любых частей нашего организма.
– А если он получил травму в восемнадцать лет?
– Я так понял, что тебя интересует не проблема в целом, а какой-то конкретный человек. В таком случае ты можешь сказать мне его возраст, точный диагноз, чем его лечили, но, наверное, я все равно отвечу, что внезапное помешательство не исключается.
– А я надеялась, вдруг ты скажешь, что если человек за двадцать пять лет не свихнулся, то дальше может жить спокойно…
– Извини, если разочаровал.
Значит, Громов не врал. Вероника думала, что ей станет легче, если она убедится в том, что их браку действительно препятствуют серьезные обстоятельства, но легче не стало. Зато стало мучительно жалко Громова.
Она с отвращением допила бутылку и легла в постель. К счастью, заснуть удалось сразу.
* * *
Давненько она уже так не горевала. Привычные в последние годы злая скука и зависть сменились острой тоской. По молчаливому соглашению они с Громовым избегали друг друга, но она все равно никак не могла сосредоточиться на работе. Утром она проходила мимо секретарши, не поворачивая головы, чтобы та не увидела отчаяния в ее глазах. Она не вызывала сотрудников для бесед, не ходила с обходами, опасаясь, что в самый ответственный момент упадет на пол и безобразно завоет на глазах у всей больницы.
Вероника тупо копалась в бумагах, не понимая, что там написано. Потом приказывала секретарше никого не пускать и начинала раскладывать на компьютере пасьянсы. Она понимала, что если в ближайшее время ей не удастся взять себя в руки, придется писать заявление об уходе.
«Все могло быть иначе! – подло нашептывал ей внутренний голос. – Сейчас ты готовилась бы к свадьбе и летала как на крыльях. Вы как школьники скрывали бы свои отношения, встречаясь после работы в условленных местах…