Несмотря на величественность самого здания, происходящее внутри больше всего напоминало спортивный матч. Фигурки актеров где-то внизу, на сцене, казались совсем крохотными. И это при том, что Тевд откупил им места не на самом верху, а на «средних ярусах». Но если, благодаря отличному зрению, Черепанову удавалось разглядеть даже детали ярких актерских масок, то услышать что-либо на таком расстоянии было совершенно невозможно. Нет, акустика в театре была превосходной. Если бы зрители хранили молчание… Но они его хранить не собирались. На трибунах царила вполне раскованная атмосфера. Нечто среднее между футбольным матчем и грандиозной пирушкой на свежем воздухе. Внизу, на подиуме, прыгали и кривлялись актеры, сменялись декорации, происходило какое-то действо, видимо, отлично известное всем (кроме Геннадия) присутствующим, поскольку те шумно его обсуждали. На первых порах Черепанов еще получал какую-то информацию от Тевда. Например, что актер в красном – это бедняк, а смуглые маски принадлежат мужским персонажам, в отличие от бледных женских. Но потом Тевд увлекся дискуссией с соседями, и ему стало не до кентуриона.
Наблюдать за происходящим на сцене было скучно, поэтому Черепанов развлекался, наблюдая за зрителями. За исключением тех, кто расположился в самом низу (сливки римского общества), публика оттягивалась безо всяких комплексов. Орали, свистели, шипели, в полный голос подпевали хору на сцене. Будучи недовольными, кидали вниз недоеденные продукты питания, причем большинство «снарядов» до сцены не долетало, а обрушивалось на головы нижесидящим. А те в свою очередь громко высказывали свое неодобрение. Впрочем, некоторым броски удавались. Один из зрителей, сидевший на пару рядов ниже Черепанова, сдернув с шеи шарф, изготовил «пращу» и с большой сноровкой запустил в не понравившегося актера каким-то фруктом. И попал. Соседи приветствовали меткий бросок одобрительным ревом.
Нет, если говорить честно, когда Черепанов попривык, то понял, что ему здесь поинтересней, чем на какой-нибудь там опере. Веселее. Ну разве в нормальном театре на вас сверху может свалиться пьяненькая, но вполне симпатичная женщина? Или несколько менее симпатичный мужчина, которого зато можно взять за шкирку и отправить этажом ниже?
В общем, Черепанов получил удовольствие. Хотя не совсем то, которого ожидал. Например, у него трижды пытались срезать кошелек. Когда тебе действительно срезают кошелек, это не слишком радостно. Но когда тебе удается перехватить цепкие пальчики и отвесить их хозяину хорошего леща – совсем другое дело!
На обратном пути Черепанов с Тевдом зашли в храм Сатурна (у Трогуса были с данным богом какие-то личные дела), а затем – в ближайшую таверну. Оттуда отправились в термы. Примерно как в клуб. Покидали мяч с какими-то парнями из Генуи, потом ополоснулись и разошлись. Черепанов – в здешнюю библиотеку, а Трогус с генуэзцами – играть в кости.
Пока Черепанов в зимнем саду изучал основы римского управления, Трогус успел продуть двенадцать динариев. Был возмущен и громогласно утверждал, что все генуэзцы – мошенники. Потом успокоился и заявил, что послезавтра в Веспасиановом Амфитеатре – мунера, то бишь травля диких зверей, а потом – гладиаторские бои. Поэтому завтра они идут в цирк.
– На войне на кровищу не насмотрелся? – буркнул Черепанов. – Мало тебе?
– Да что я – лавочник! – возмутился Трогус. – Не в этом дело!
Дело было в том, что Тевд только что «от вполне надежных людей» узнал имя ретиария [160] , который завтра точно победит. С другой стороны, Игры – это не только смертоубийство, а большой праздник. Завтра сам Август будет присутствовать. И вообще, Черепанов просто обязан хотя бы разок поглядеть мунеры и все сопутствующие им церемонии.
– Ладно, – согласился Черепанов. – Так и быть, сходим.
Но когда они вернулись домой, Геннадию пришлось изменить планы. На ступеньках у входа в его квартирку сидел раб, посланный не кем-нибудь, а сенатором Антонием Гордианом. Сенатор предлагал кентуриону Геннадию встретиться с ним завтра в третьем часу. В доме сенатора.
И это было предложение из тех, от которых не отказываются. Тем более что Черепанов с самого приезда в Рим лелеял надежду увидеться с Корнелией.
Глава ЧетвертаЯ, в которой Черепанов узнает о том, что является «проходной пешкой» [161] .
Семейству Гордианов (как поведал Черепанову всезнающий Трогус) в Риме принадлежало довольно много домов. В том числе и знаменитый «дом Помпея» [162] . Особняк, в который был приглашен Черепанов, не был столь роскошен, зато располагался в привилегированном месте: между гигантским кольцом Веспасианова Амфитеатра (который позже нарекут Колизеем) и банями, возведенными Траяном, последним из римских императоров-завоевателей.
Отделенный от шумных улочек стеной и парком, дом сенатора, несомненно, относился к числу архитектурных шедевров: почти невозможное сочетание легкости и монументальности, присущее некоторым здешним храмам. И когда после очередного поворота выложенной розовым камнем платановой аллеи дом внезапно и целиком возникал над кронами высоченных деревьев, это производило впечатление. Особенно если учесть, что одноэтажное здание было значительно ниже вековых платанов. Восхищенный Черепанов замер, любуясь открывшимся великолепием. Искушенный слуга-грек остановился мгновением раньше и ждал, внимательно наблюдая за гостем. Позднее он доложит хозяину, что кентурион Геннадий не глазел на строение, аки дикий германец, а созерцал красоту, как положено цивилизованному человеку.
Черепанов, естественно, понятия не имел об этом маленьком тесте.
У колоннады, украшенной по фронтону искуснейшей лепкой, гостя встречал сам хозяин дома, благородный сенатор Антонин Антоний Гордиан. В «форменной» тоге с пурпурной каймой и с широкой улыбкой на чеканно-благородном лице, обрамленном светлой, аккуратно подстриженной бородкой. Наверняка личная встреча тоже была частью продуманной игры. Сначала Черепанова минут пять продержал по ту сторону ворот, из-за которых на него злобно рычали два здоровенных барбоса, а потом сам вышел ему навстречу.
Гость и хозяин обменялись церемонными приветствиями, после чего Геннадия любезно пригласили внутрь.
Спустя несколько минут хозяин и гость, как равные, возлежали в триклинии с венками на головах и вкушали изысканные яства, ниспосланные сенатору щедрыми римскими богами, коим, разумеется, от этих яств была пожертвована положенная толика. Богам и предкам, чьи бюсты стояли вдоль одной из стен, аккурат под великолепной фреской, изображающей одного из пращуров сенатора рядом со знаменитым Сципионом в битве у Маргарона [163] , как явствовало из надписи. Несмотря на прошедшие четыре с лишним века, между предком и потомком наблюдалось несомненное сходство. Возможно, в этом была не одна лишь заслуга генов, но и мастерство художника. Краски фрески были слишком яркими для нескольких веков.