Он погасил свет, лег рядом.
Потом он почувствовал, как кровь из его раны слегка увлажнила ткань простыни.
Они покинули постель только к полудню следующего дня. Степаненко сразу уехал. Несколько раз по дороге на Москву он, словно Штирлиц, ставил машину на стоянку и дремал.
Домой добрался поздно вечером. Поставил машину во дворе и, несмотря на то что чертовски устал, — хотелось содрать с раны пластырь, нырнуть в ванну. Но Максим решил прогуляться до ближайшего кафе, которое было еще открыто, поесть и хорошенько промочить горло.
За едой и выпивкой пролистывал записную книжку Губермана. Не обращал внимания на девушек, сидевших рядом и строивших ему глазки. Не заметил, как изрядно нагрузился. Но так было нужно — алкоголь хорошо снимал нервное напряжение.
Притащился домой поздно. Стал рыться в карманах в поисках ключа. Нашел, стал на ощупь пытаться попасть в замочную скважину. Лампочка на лестничной площадке не горела. Потом, спустя сутки, Степаненко анализировал этот свой приход и, злясь на самого себя, корил себя за то, что не придал этому обстоятельству абсолютно никакого значения.
Темнота на лестничной площадке была не единственной странностью, на которую ему следовало бы обратить внимание. Не обратил он внимания и на то, что кошка, которая встретила его на лестничной площадке, не захотела заходить в квартиру, когда он раскрыл дверь. Это тоже было более чем странно. Такого раньше никогда не было. Он даже разозлился и протолкнул кошку ногой в квартиру. Она шмыгнула на кухню.
Степаненко прошел в прихожую и, не зажигая свет, с облегчением освободился от обуви. И, как бы он ни был пьян, почувствовал: в квартире он не один. Но сделать что-нибудь — схватиться за пистолет или просто выскочить на лестничную площадку — не успел. Крепкие руки схватили его, прижали к входной двери, быстро и ловко выдернули пистолет из подплечной кобуры. Брякнул металл, на запястьях он ощутил браслеты наручников. Степаненко рванулся, попытался развернуться для удара, но получил чем-то тупым и твердым, видимо, собственным пистолетом, удар по голове.
Сумрак в комнате быстро съежился до размера сияющей точки… Через несколько мгновений сияющая точка расширилась, но в глазах по-прежнему очертания предметов и фигур были зелеными. Почему-то потянуло на рвоту. Как сквозь вату услышал:
— Ша! Кореш! Будешь дергаться, получишь по кумполу…
Голос был хриплым, незнакомым. Говорили громко, не таясь. Его бесцеремонно взяли за шиворот и втолкнули в комнату. На пороге он споткнулся и, чтобы не вытянуться на полу во весь рост, упал на колени.
Вспыхнувший свет ослепил его.
— О! Да он лыка не вяжет… — раздался голос. Максиму показалось, что он уже слышал этот мягкий баритон.
Жмурясь от яркого света, Степаненко язвительно пробормотал:
— Если бы знал, что у меня гости, вернулся бы трезвым.
Он почему-то думал, что «гости» — сотрудники ФСБ. Начальство не могло оставить безнаказанным его самовольный визит в Арсеньевен.
Визит коллег, даже в такой форме не был бы странным. Губерман мертв, а он, Степаненко, был на месте убийства. Степаненко смутно понимал, что на него попытаются навесить это убийство. Нет, не для того, чтобы посадить, а с целью профилактики. Мол, ослушался, теперь попробуй-ка выпутаться, братец.
Когда Степаненко немного пришел в себя, стал воспринимать реальность более отчетливо, увидел: в кресле сидит мужчина, прикрывая лицо каким-то журналом. Судя по длиннющим ногам, он был довольно высок. Одет он был почему-то так, словно явился только что из Дворца бракосочетаний. Не хватало только цветка в бутоньерке. Туфли с металлической оковкой носка. Когда-то подобные туфли были в моде, но потом вышли.
— Кто вы такие и что вам надо? — грубо спросил Степаненко.
— А ты не петушись, выверните-ка ему карманы, — приказал франт. Голос его был с типичным кавказским выговором.
Подручные главаря обыскали карманы и выложили на ковер все, что в них было, в том числе портмоне, записную книжку Губермана, скомканный носовой платок, зажигалку…
— Ага, вот она, — проговорил франт, живо ухватившись за записную книжку. — Не скажешь, парниша, откуда эта вещь у тебя, а?
Степаненко успел заметить, что у главаря бандитов, узкое лицо, глубоко посаженные глаза. Степаненко не сомневался, что перед ним был Сохадзе.
— Темнить не буду. Мне нужна небольшая папочка, — сказал мужчина, сунув записную книжку себе в карман. — Если быть точнее, все ее содержимое.
Глаза еще больше привыкли к свету. Степаненко внимательно рассмотрел незваных гостей. Всех их было четверо. Трое в масках с прорезями для глаз, и только четвертый, Сохадзе, был без маски, но он прикрывал лицо журналом «Плейбой».
— Вы знаете, на кого вы руку подняли? — угрожающе проговорил Степаненко.
— Знаем, что ж не знать, — сказал франт. — Ты быстрее приходи в себя и перестань нас запугивать.
«Назвать его или нет? — подумал Степаненко. — А вдруг это не Сохадзе?»
Главарь бандитов посмотрел на Степаненко немигающим взглядом поверх журнала, которым прикрывался.
— Поднимите-ка ему мордочку! — приказал он.
Один из бандитов подошел к Степаненко сзади, взял его за волосы, направил голову так, чтобы Максим смотрел на Сохадзе.
— Все правильно, — проговорил франт. — Максим Степаненко — стандартное лицо славянской внешности. В меру полное, сероглазый, скорее блондин, чем шатен. Ага, крепок физически. Мне так и описали тебя… Ну что, где папочка?
— Отпусти волосы, ублюдок! — гневно вскричал Степаненко, дергаясь и косясь на бандита, державшего его за волосы.
— Не нравится мне он. Настучите ему немного по башке, — проговорил главарь банды. — А я пока журнальчик почитаю. Занятная штучка.
Степаненко почувствовал тупой удар кулаком в затылок. Он втиснул голову в плечи. Сохадзе, если это был именно он, вдруг захлопнул «Плейбой», который рассматривал, слегка прикрылся локтем, поднялся и изо всей силы ударил носком ботинка Максима в грудь. Степаненко уткнулся головой в пол.
— Видите ли, он еще и ерепениться… Ведите себя вежливее, господин хренов сотрудник Федеральной Службы безопасности.
Максим сжался, ожидая повторного удара. Теперь сомневаться не приходилось — это были люди из того, третьего мира, где законы не писаны. От удара грудина, казалось, треснула. Справившись с болью, майор ФСБ прохрипел:
— Дайте мне сигарету.
— Вот так бы сразу, — проговорил франт. — Поднимите его и погасите верхний свет!
Степаненко усадили на диван. Франт, по-прежнему прикрываясь журналом, теперь уже свернутым в рулон, выбросил из пачки «Кэмэл» сигарету, дал прикурить. Степаненко заметил, что в квартире все перерыто. Черт бы их побрал! Папка осталась в Арсеньевске, на полу возле мертвого Губермана. Теперь Степаненко не сомневался — это была папка погибшего Колешки. Почему он не схватил ее? Не смог, не успел… В тот момент дорога была каждая секунда…