– Ну все, – устало произнес Коршунов. – Пошумели – и будет.
В наступившей тишине каждое его слово было отчетливым, как удар гонга.
– Добычу – в фургоны. Пищу и фураж – туда же. И поживее – завтра здесь будут легионеры.
И что-то такое было в его голосе, что толпа тут же рассосалась – все занялись делом.
А труп Диникея пролежал на солнце еще два часа, пока его, по приказу Скулди, не погрузили на одну из повозок. Как-никак Диникей был не простым воином, хоронить его полагалось с подобающими почестями, а не просто сжечь.
Смерть Диникея подействовала на всех удручающе. Особенно на герулов. Алексей этого не ожидал. Он ожидал взрыва чувств: ярости, ликования, негодования… а тут – какое-то тухлое угнетенное молчание. И герулы, и даже свои, гревтунги, старались на него не смотреть, отводили взгляд, опускали глаза… приказы выполняли, но как будто – через силу. Как будто он привел их не к поражению, а к разгрому. Коршунов полагал: пройдет какое-то время – и опять начнется буча. Но если Скулди удастся хотя бы несколько дней продержать своих соплеменников в узде, все обойдется. Главное сейчас – уйти с римской земли. Она буквально жгла Коршунову пятки. Но почему, черт возьми, никто из его соратников этого не чувствовал? Откуда в них эта чертова самоуверенность? Или это – фатализм? Чему быть – того не миновать…
А вечером возникла разборка из-за девушек. Кое-кто захотел оставить при себе приглянувшихся римлянок. Однако и разборка тоже была какая-то вялая. Алексей мог бы настоять… Но решил уступить:
чувствовал, что не понимает ситуации, не контролирует больше состояние армии. Это было очень плохо. А еще хуже то, что пришлось перенести выступление на утро.
Выступили с рассветом. Ехали в фургонах и верхом. Лошадей хватало: рядом оказалось несколько коневодческих ферм. Большинство животных под седло не годились, но в упряжки – вполне. Перед отправлением Коршунов пересчитал свою армию: восемьсот семьдесят шесть человек, считая его самого. Где-то пропали около двух десятков герулов и трое гревтунгов. Искать было некогда. Тем более Коршунов еще вечером предупредил: ждать никого не будем. Кто отстанет, пусть догоняет самостоятельно. Никто, даже родичи пропавших, не рискнули отправиться на поиски. Похоже, беспокойство Коршунова наконец передалось его людям. Или это подействовала висевшая в воздухе бессильная (пока бессильная) ненависть местных жителей. Варвары оставили им жизни, но ограбили подчистую и вдобавок забрали полсотни горожанок. Будь сейчас у горожан сила – они бы захватчиков щадить не стали, это точно. Это чувствовали все, и кое-кто даже ворчал: мол, нехорошо оставлять за спиной врагов. Но Коршунов знал, что это не враги. Овцы. Все, способные держать оружие, были перебиты при штурме. Остались бессильные и безвольные. Мстить и ненавидеть – слишком большая роскошь для овцы. Впрочем, для Империи это нормально. Разве там , в России, в которой родился Алексей, было иначе? Государство превращает людей в стадо . И лишь немногие становятся пастухами. Это только в маленьких, активных, постоянно воюющих социумах каждый мужчина – воин, а каждая женщина – мать и жена воина. Вот там действительно никого нельзя оставлять за спиной. И только в час настоящей беды народ большого государства может избавиться от «комплекса овцы». А если этого не произойдет, ч ужие сменят своих , поставят своих пастухов и будут продолжать стричь овец. Может, чуть короче, чем раньше. А может, и наоборот…
Но сейчас Коршуновские воины мало походили на будущих «пастухов». Следовало увести их как можно скорее от будущего стада. И вообще с этих пастбищ. Потому что где-то в полусотне миль (если не ближе) уже цокали по плитам отличной римской дороги подкованные гвоздиками легионерские калиги…
Сначала все шло неплохо. За первые сутки, не прячась, по хорошей дороге, не особо утруждавшей лошадей, прошли без малого тридцать миль. За вторые – с восхода до полудня – еще восемь. Дорога стала по?же, пришлось перестраиваться в цепочку. Оставалось пройти чуть больше пятидесяти миль. Посланные вперед разъезды сообщали, что впереди – все чисто. Вернулся верховой отряд, загодя отправленный в заветную бухту. Там тоже было все замечательно. И горизонт чист – ни следа римского флота.
Но везение кончилось.
Вражеские разъезды появились на горизонте незадолго до полудня. Сначала их приняли за местных пастухов: эти вчера весь день маячили на высотках – следили. Но заблуждение длилось недолго. Ровно столько, сколько требуется хорошему всаднику, чтобы проскакать милю. Минут пятнадцать – и из-за ближней рощицы выкатилась легкая конница. И с ходу забросала варваров стрелами. Спокойная часть путешествия кончилась.
Правда, урон от обстрела был незначительный. Парни Коршунова были тоже не лохи, а реальные пацаны. И на чужой территории не расслаблялись. Так что одним из самых тормозных оказался сам полководец, но его вовремя, хоть и неуважительно сдернули с коня и чуть ли не силком запихнули под один из фургонов.
Как потом выяснилось, личная охрана Коршунова действовала по четкой инструкции Агилмунда: без Аласейи – всем нам крышка; первым делом укрыть Аласейю в безопасном месте, а уж потом разбираться, что к чему.
Так что урон от налета был небольшой, а когда выяснилось, что кавалерия противника относительно малочисленна, варвары сами перешли к ответным действиям. И потеряли одиннадцать человек: римляне, более подвижные и более меткие, оказались и более эффективными.
К счастью, у бросившихся в атаку варваров хватило ума, чтобы это понять, иначе потери могли быть намного больше.
В общем, спокойному и быстрому путешествию наступил конец. Теперь пришлось двигаться «передвижным фортом», за сплошной стеной фургонов и в постоянном напряжении. Римских ауксилариев, «союзной конницы», как определил ее Скулди, оказалось более алы, то есть около трех сотен. Ни доспехами, ни внешним видом большинство из них не походило на классических римлян. Косматые, бородатые, чертовски умелые всадники и очень приличные стрелки, они придерживались тактики охотничьих собак, удерживающих зверя до появления охотников. Они кусали исподтишка, они досаждали войску Коршунова днем и ночью, они заставили варваров двигаться вслепую, потому что о дозорах тоже пришлось забыть. Любому небольшому отряду, отделившемуся от основной армии, позволяли отойти примерно на полмили или около того, а затем со всех сторон налетали ауксиларии – и дозор переставал существовать. Нескольких человек римские наемники ухитрились даже захватить живьем – с помощью арканов. И для их спасения ничего нельзя было сделать. Как только готы выходили из-под защиты фургонов, то сразу становились уязвимы. В конце концов Коршунов решительно запретил все вылазки. Совсем остановить их ауксиларии не могли, но изо всех сил старались задержать. До подхода основных сил, с которыми Коршунову встречаться совсем не хотелось. Нет, надо, невзирая на потери, прорываться вперед. Скорость и только скорость. Сесть на корабли – и сразу в открытое море. Пока не накрыли римские триремы, которые наверняка тоже чешут сюда на всех парусах.