Девочкам было тринадцать и четырнадцать лет в тот вечер, когда Принцесса не успела убежать. Он поймал ее на песчаном берегу, повалил на спину в зарослях камыша, сорвал с нее купальник и зажал ей рот рукой. Он взял ее с такой силой, что песок попал ей внутрь и разодрал в кровь.
Девочка-тролль и Ангел в это время были в деревенской лавке, ходили туда за сахаром и солью, а когда они пришли на берег, то увидели, что он как раз собирается натянуть штаны, валявшиеся в воде. Принцесса, истекающая кровью, лежала у его ног. Девочка-тролль не стала долго раздумывать. Она с быстротой молнии схватила камень, подбежала к нему и принялась бить его по голове. Ангел стояла с раскрытым в немом крике ртом и смотрела, как Девочка-тролль била Косоглазого, била, била, била… до тех пор, пока из ран не хлынула на песок кровь, смешанная с какой-то серой массой.
– Пойди принеси лопату и бинт, – сказала она Ангелу и понесла Принцессу к воде, чтобы помыть ее.
И Ангел прибежала к матери на кухню с сахаром и солью, спросила, можно ли им переночевать сегодня сеновале, а когда мать разрешила, она взяла лопату и побежала к озеру, где они с Девочкой-троллем всю ночь рыли могилу – тесную, но глубокую – под старым дубом на пляже. Они вырвали траву, песок был мягкий, но корни дуба – прочны, как железо, и Ангелу пришлось принести топор. Почти светало, когда они покончили с этим делом. Принцесса за это время пришла в себя, и они все вместе уложили труп в могилу. Рукав его рубашки зацепился за корень, и Девочке-троллю пришлось залезть в могилу, чтобы отцепить материю. Она вылезла оттуда с помощью Ангела и Принцессы.
Сначала они отмыли кровь и куски мозга, а потом засыпали пространство между ветвями корней песком и землей и завалили место хворостом и травой.
Потом они расплакались от страха и усталости, встали, прижавшись друг к другу на берегу озера, и поклялись свято хранить эту тайну.
Принцессе было тогда четырнадцать лет, Девочке-троллю тринадцать, а Ангелу всего десять.
Я разрешила напечатать эту книжку в трех экземплярах, по одному для каждой из нас.
Все, что здесь написано, правда, в этом ручаюсь я – Ангел.
Четверг. 16 июня
Анника проснулась от солнечного света, бившего ей в лицо. В маленькой комнатке было очень жарко и душно. Она заснула в одежде на узкой кровати, которая занимала полкомнаты.
Все тело ныло и болело. Анника села на волосяном матрасе и зажмурилась от яркого света. Он сочился сквозь пару французских балконных дверей за ставнями окон. Она встала, чтобы открыть окно, но окна были заперты. Перед окнами висели тяжелые желтые шторы, и Анника безуспешно попыталась их раздвинуть, чтобы хоть чуть-чуть избавиться от духоты.
Ей страшно хотелось в туалет. Она подошла к двери и подергала ручку.
Заперто.
Она снова села на кровать, отбросила со лба прядь потных волос и посмотрела на часы. Было половина седьмого утра. После пережитого страха она впала в беспокойный сон. Она сняла куртку. Подкладка была насквозь мокрой от пота.
Анника оглядела комнату. Вчера она не нашла выключатель, и ей пришлось на ощупь добираться до кровати. Сегодня Анника поняла, почему его не нашла. В комнате не было электрического освещения.
Одна стена комнаты была занята кроватью, другая большим письменным столом и уродливым стулом. На столе стояла керосиновая лампа и лежал коробок спичек.
Что это за комната? Гостевая? Детская? Комната для слуг? Тюремная камера?
Сейчас ее, очевидно, использовали в последнем качестве.
Она торопливо встала, подошла к двери и принялась колотить в нее правым кулаком.
– Выпустите меня! – закричала она по-шведски. – Ради бога, мне надо в туалет. Эй, кто-нибудь меня слышит?
Она перестала стучать и приложила ухо к двери.
И услышала лишь биение собственного сердца.
Подождав пять минут, она снова села на кровать.
Она не может больше терпеть. Если сходить больше некуда, она сделает это на пол.
Вдруг ей стукнуло в голову, что надо нагнуться и заглянуть под кровать.
Правильно, там стоял эмалированный ночной горшок. Почти такой же горшок был под кроватью у бабушки в Локкебо, деревушки в лесу близ Хошё, где отсутствовала канализация.
Она вытащила из-под кровати ночную посудину, стянула джинсы и зажмурилась от облегчения.
После этого задвинула горшок подальше к стене.
Походив по комнате, она села за стол.
В доме стояла неправдоподобная тишина.
Ее бабушка так ни разу и не увидела Эллен и Калле.
Ее дети никогда не писали в холодную как лед ночную посудину в лачуге на озере.
Когда она получит страховку, непременно купит домик в сёрмланском лесу.
Она хотела было еще раз постучать в дверь, но передумала.
Оттого что она постучит сильнее, ее все равно отсюда не выпустят. Разбивать же руки в кровь было неконструктивно.
Сумка стояла на полу возле стола. Анника достала из нее ручку и блокнот.
Она покусала ручку и подумала, что ей известно.
Женщина, которую звали Фатима, знала Филиппа Андерссона и знала, что его выпустили из Кумлы. Вопрос о паспорте заставлял предположить, будто она уверена, что он собирается куда-то ехать. То, что она не удивилась, когда Анника заговорила о Сюзетте, свидетельствовало о том, что девочка находится здесь или Фатиме известно, где она скрывается.
Усадьба, которую нашла Анника, была очень большой и хорошо организованной. Об этом можно было судить даже по той малости, которую Анника успела рассмотреть.
Анника встала, подошла к французскому окну и на этот раз раздвинула шторы и выглянула наружу.
Увидела она не так уж много. Внутренний двор, по которому она вчера прошла в дом, и раскинувшиеся вокруг поля. Сейчас Анника находилась в верхнем этаже жилого дома. Справа стоял дом пониже, наверное, конюшня или сарай.
Анника вдруг увидела, как из этого сарая вышла молодая женщина в головном платке, которая вела за руки двух маленьких мальчиков. Может быть, это Амира?
Она расплющила нос о стекло.
Нет, эта женщина значительно старше, ей не меньше двадцати пяти. Она держала детей за руки и шла той же дорогой, по которой вчера прошла Анника.
За стенами, насколько хватало глаз, простирались поля сочной зелени. Издалека Анника не могла различить форму листьев, но поняла, что это отнюдь не картошка. Из Википедии Анника узнала, что растения конопли очень устойчивы и неприхотливы, могут приспособиться к самому разнообразному климату и растут на высотах до трех тысяч метров. В Европу конопля поступает преимущественно с гор Рифа в Северном Марокко.
Анника вспомнила красочное описание Кнута Гарена, который рассказал о ритмических ударах, звучащих в марокканских горах в осенние месяцы, когда пыльцу выколачивают сквозь сетчатую ткань.