Рёреховских побили. Их было меньше, да каждый второй ранен, а у плесковского воеводы в дружине – три руки нурманов. Нурманы же биться всегда горазды, а когда золотом пахнет – в особенности. Без нурманов воевода напасть бы не рискнул. Рёрехова дружина – матерая. Все в железных бронях, ромейских, в бою взятых, щиты крепкие, мечи да секиры – лучшего железа. Из пятнадцати нурманов только шесть уцелели. А плесковских – половина. А Рёреховы, кто остались,– все полегли. Зато он сам и с ним еще четверо сумели уйти на большой лодье. Вместе с добычей. Ушли-то они ушли – по ночному времени. Да понимали – не надолго. В три пары рук – двое из-за ран грести не могли – от погони лодью не уведешь. Рёрех решил так: добычу спрятать, чтоб врагу не досталась, а дружинникам разойтись на четыре стороны. Сам же он остался в лодье, повел ее под парусом вниз по Двине, потянув за собой погоню.

Рёреха, конечно, догнали. Хотел он в реку прыгнуть – в доспехах враз на дно ушел бы. Не прыгнул. Решил в бою смерть принять.

Но погибнуть с мечом в руке варягу не дали. Подошли с двух бортов, набросили сети, взяли живым. И нурманам отдали, чтоб те вызнали: где добыча спрятана? Нурманы же пытать умеют…

Тут старик прервал рассказ для того, чтобы обратить внимание ученика на важность этого самого искусства: языки развязывать. И примерно полчаса разъяснял, как, где и чем следует жечь и резать, чтобы добиться максимального эффекта, и какие увечья наиболее результативно ломают упорство пытуемого. Особо предупредил о нежелательности нанесения ран, «несовместимых с жизнью», а равно – о необходимости наладить психологический контакт с допрашиваемым. Иной раз страх действует надежней боли. Главное же – завоевать доверие пытуемого. Измученный человек подобен ребенку, то есть склонен искать защиты и поддержки. Даже у палача. Если время позволяет, сломать можно почти любого, авторитетно заявил варяг. Даже того, кто боли не боится, а радуется. Или пытуемый все расскажет – или умом тронется.

Говорил старик с большим знанием дела, и чувствовалась за его словами богатая практика. Духарева никто не рискнул бы назвать особо чувствительным, но не один раз в течение этого занимательного урока к его горлу подступала тошнота.

После вводной лекции по палаческому делу Рёрех вернулся к собственной истории. Выяснилось, что у нурманов времени было не очень много. Кроме того, палачи были молоды и получали удовольствие от самого процесса. И наконец, последнее: опять-таки по молодости, нурманы не могли себе представить, что человек с сожженными до костей подошвами способен ходить. А Рёрех смог.

Нурманы допрашивали его посменно. Двое пытают, остальные другими делами занимаются. Рёрех дождался ночи, он убил тех двоих, что его пытали. Причем сделал это так, что никого в лагере не побеспокоил. Правда, «работали» с варягом не в самом лагере, а на отшибе. Чтобы вопли пытуемого не мешали здоровому сну воинов.

Прикончив палачей, варяг доковылял до лагеря, зарезал часового, украл коня и ускакал, оставив плесковского воеводу с носом. У воеводы были хорошие псы-следопыты, но под утро зарядил дождь, смывший следы.

Примерно в полдень следующего дня варяг слез с коня, чтобы попить,– и потерял сознание. Когда очнулся – коня не было, и Рёрех решил, что пришло его время умирать. Ходить он уже не мог, даже ползти не мог. Лежал на берегу ручья и говорил с богами, которые подошли совсем близко. И наверно боги решили, что варягу еще рано умирать. Поэтому боги привели к Рёреху не волка, а волоха.

К этому времени душа варяга уже стояла на кромке и глядела в Ирий.

Волох вернул душу обратно. Правда, Та Сторона взяла с Рёреха выкуп. Та нога, которой варяг заступил за кромку, почернела и стала ногой мертвеца. Волох отрезал ее и отдал миру мертвых. После этого Рёрех выздоровел, а волох, который жил в священном дубе, научил варяга ведовству и ушел, оставив Рёреха хранить священное место. А перед этим сказал, что открывается это место лишь тому, кто не от сего мира. Например, такому, каким был сам Рёрех, когда умирал у ручья. Сначала старик надеялся, что Духарев – именно таков и он сможет передать ему свою участь и уйти к людям, потому что даже мудрому трудно жить без людей. Но теперь старик видит, что Духарев – не тот, кто станет хранителем. По крайней мере – сейчас не тот. И это ему, Рёреху, весьма огорчительно.

На этой «оптимистической» ноте варяг завершил беседу, велел ученику залить костер и отправляться спать, потому что завтра его, ученика, ждет трудный день. А он, Рёрех, позаботится, чтобы этот день был не просто трудным, а очень трудным.

Глава восьмая О скрадывании

– Ты по траве ходишь, а не в траве,– недовольно проговорил Рёрех.– Даже я на своей култышке лучше хожу.

– Я стараюсь! – возразил Духарев.– Мне кажется, у меня уже лучше получается, разве нет?

– В скрадывании не бывает лучше, хуже,– проворчал варяг.– Вот скрадываешь ты оленька. Не услыхал, не унюхал – он твой. Услыхал: шасть – и нет его. И без разницы: листом ли старым ты зашуршал или в било грохнул. Олешка-то – нету! Или другой случай. Увидал тебя чудин. И шапка ему твоя понравилась. И подобрался к тебе чудин, стрелку наложил – и фыр-р! – полетела твоя смерть! – Рёрех резко взмахнул рукой. Горностай на плече варяга недовольно зашипел.– Цыть,– сказал ему старик.

– Услыхал ты чудина,– продолжал урок Рёрех,– пропала его стрела. И сам он пропал. Не услыхал: носить чудину твою шапку. Вон в траве кто бежит? – внезапно спросил варяг.

Серега поглядел в указанном направлении, но никакого движения не заметил. О чем и сообщил.

– Ты б еще почесался сперва, а потом башку повернул,– недовольно бросил старик.– Бурундучок это был. А была б мышка, или ящерка, или змея – я б знал, что то ящерка, мышка иль змея. Хоть в траве не видно. Глаз на траву глядит, только траву и видит. А умное сердце воина видит, что под травой. Сердце слышит, когда выпь крикнула, а когда враг врагу выпьим криком знак подал. Или когда змея шуршит-ползет, а когда – чудин. Понял, репка-сурепка?

– Понять-то понял,– буркнул Духарев.– Да что толку? Вспомни, как ты меня оружие чувствовать учил. Пока на ту полянку не привел – все без толку. А понимать я тебя понимал прекрасно. Вот я иду… – Серега сделал несколько шагов, ставя ногу, как учил варяг, стараясь не ступать, а притрагиваться к земле подошвами. На его взгляд, получалось совсем неплохо, но Рёрех скривился:

– По мертвой глине ходишь, а не по живой земле. Ох, показал бы я тебе, кабы не деревяшка моя… Хотя, погоди! Пошли!

Он прытко захромал по тропе. Духарев – следом.

Шагов через триста варяг показал: стой! На буковой ветке сидела тетерка. Рёрех осторожно снял горностая с плеча, поднял, показал ему птицу. Затем так же осторожно опустил зверька на землю. Мохнатое длинное тельце скрылось в траве, вынырнуло у соседнего дерева. Горностай стремительно взбежал по стволу, меховой струйкой протек по горизонтальной ветке, прыгнул, оттолкнувшись всеми четырьмя лапками… Тетерка оглушительно хлопнула крыльями, сорвалась… Поздно! Комок из бьющихся перьев и шелковистого меха рухнул в траву. Рёрех не спеша двинулся к месту падения. Когда он подошел, тетерка уже не трепыхалась. Горностай оторвал от ее горла окровавленную мордочку и победно заверещал. Хвастался.