Впрочем, и добытый Духаревым кабанчик удостоился благосклонного взгляда.

– Прожарь мясцо хорошенько да посоли,– распорядился дед.– С собой возьмем.

– Куда опять? – обреченно спросил Духарев.

Дальний поход с наставником – последнее, о чем Серега стал бы мечтать. Зловредный варяг непременно приготовлял для таких случаев какую-нибудь особенную пакость. Последний такой вояж Серега проделал в свежесодранной лосиной шкуре. То есть свежесодранной она была только сначала, а потом ее не назвал бы свежей даже самый непривередливый любитель тухлятины.

– В Смоленск пойдем,– сообщил Рёрех.– Коней покупать будем.

– Коней? – недоверчиво спросил Духарев.– А зачем нам кони?

– Ездят на них,– ухмыльнулся варяг.– Садятся на спину и едут. Не знал?

Серега тяжко вздохнул и отправился разводить костер. Он ничего не имел против верховой езды, но мог догадываться, во что превратит это занятие изощренный ум старика. Достаточно вспомнить, как дедушка ухитрялся извратить обычный бег трусцой. А ведь бегал Серега куда лучше, чем держался в седле.

Отправились на рассвете. Старик нес на плечах блестящую от жира кольчугу, за спиной – меч в ножнах и тщательно упакованный лук. «Расконсервация» и перевод лука в режим «походного хранения» заняла у Сереги часа четыре. Разумеется, под неусыпным присмотром хозяина лука. При этом в туповатое (по мнению наставника) сознание ученика в сотый раз вкладывалась мысль, что лук – оружие нежное и хрупкое. И внимания требует несравненно большего, чем, например, меч. И ежели мастер-лучник может истратить целый год на изготовление этого великолепного инструмента для порчи человеческих организмов, то ленивый или неумелый парень вроде Духарева может испоганить сие совершенное оружие значительно быстрее. А лук, даже на самую малость потерявший форму или упругость, станет пригоден исключительно для охоты на зайцев. И то, если заяц подпустит к себе на пятьдесят шагов. В то время как из этого шедевра добрый стрелок без проблем попадет в грудь врага на расстоянии «перестрела», то есть двух-двух с половиной сотен метров, и стрела эту грудь продырявит. Если, конечно, не встретит препятствия в виде не менее доброго панциря. Однако обычную кольчугу хорошая стрела с нужным наконечником пробьет и на таком расстоянии. Духарев, который полагал и точный выстрел из карабина на такую дистанцию – удачным, мог бы усомниться в словах наставника. Если бы наставник в заключение не решил испробовать лук, избрав в качестве мишени рыжую белку на противоположном берегу озера.

Через озеро (почти двести метров шириной) Серега перебирался вплавь. Рыжую белку он нашел легко, а вот стрелу, пробившую зверька навылет, искал почти полчаса и обнаружил метрах в сорока от мертвой белки.

Стрелу Рёрех отправил в колчан, белку отдал горностаям, а Духарева обругал: почему так долго копался?

Итак, дед нес на себе кольчугу и оружие, а Серега – все остальное. Килограммов сорок пять. Правда, всего три перехода. Потом ученик с наставником пришли в какое-то село, где старик купил лодочку типа байдарки, только из коры. Остойчивостью лодочка могла уверенно соревноваться с яхтой, к которой вместо киля приделали большой кусок пенопласта. Дно лодочки можно было пробить пальцем, зато веса в ней было – всего ничего.

Почетная обязанность грести, естественно, досталась Духареву. Время от времени Рёрех разнообразил эту монотонную работу полезными советами и сожалениями по поводу того, что из этой лодочки никак нельзя сделать ни драккар, ни боевую лодью, ни даже южный насад, пригодный, по мнению варяга, лишь для плавания по спокойным речкам. Воин же, который не умеет сутки напролет ворочать настоящее корабельное весло, не воин, а недоразумение. Вроде вот Сереги Духарева.

А Серега Духарев в это время, выбиваясь из сил, гнал хлипкий и вертлявый челнок против течения.

Зато еще через пару дней они, сушей, перебрались через водораздел и спустились к одному из притоков Днепра.

Теперь течение играло на их стороне, а старик несколько раз, не доверяя ученику, на порожистых участках самолично брался за второе весло. В общем, правильно не доверял: Серега бы их точно выкупал.

Глава тринадцатая Ярмарка

В собственно Смоленск они не пошли.

– Нечего там делать! – заявил варяг.

По некоторым элементам варягова недовольного бурчания по поводу «спесивых нурманов» Серега сделал вывод, что в городе у Рёреха есть знакомые, которых он предпочел бы не видеть.

Так что Духарев лишь издали полюбовался на белые стены города и поплелся вслед за варягом к заставленному шатрами полю. На ярмарку.

Торжковский рынок отдыхал в сравнении с этим буйством свободного предпринимательства. Если бы не Рёрех, Серега в этой толпе просто потерялся бы. Или дал кому-нибудь по морде, поскольку каждый лоточник норовил схватить за рукав, а от воплей зазывал просто в ушах звенело. Вот уж точно – навязчивая реклама!

Правда, за рукав хватали только Духарева. Варяга тронуть никто не смел. От него попросту шарахались. Длинноусый, чубатый, бритоголовый, в блестящей кольчуге, с мрачным прищуром и изуродованной рожей, Рёрех внушал такое уважение, что ему тут же уступали дорогу даже оружные воины.

Лошадьми торговали на южной окраине ярмарки. Покупателей здесь было существенно меньше. У загородок с годовалыми жеребятами стояли несколько отроков и гридень с пегими усами, взглянувший на Рёреха с интересом.

У Серегина наставника гридень интереса не вызвал. Жеребята тоже. Он уверенно проследовал дальше, приглядываясь, прицениваясь, даже принюхиваясь, пока не остановился перед мужиком, продававшим двух не слишком крупных лошадок светло-серой масти с подрезанными хвостами.

В лошадях Серега разбирался достаточно, чтобы уверенно отличить жеребца от кобылы. Поэтому интерес Духарева сосредоточился на лошаднике. Раньше подобных ему Сергей не встречал. Здесь. В Питере-то подобные попадались на каждом шагу. Лицо «кавказской национальности». Черные волосы, черные, щеткой, усищи под горбатым носом.

Рёрех коротко поздоровался с продавцом. Не по-русски. Тот ответил. Тоже по-своему.

Внимание варяга переключилось на лошадей, и им он уделил значительно больше времени: щупал, охлопывал, изучал зубы.

Остался доволен.

– Сколь хочешь за пару? – спросил он.

– Хорошие кони,– сказал черноусый.– Овсом вскормлены.

– Вижу.

– К седлу приучены, послушны, не норовисты… Девять гривен.

У Духарева отпала челюсть. Нормальная цена на взрослую лошадь колебалась от одной до трех гривен серебром. А эти даже ростом поменьше, чем прочие.

– Без изъяну коньки! – сказал черноусый.

Рёрех молчал.

Черноусый хотел еще что-то сообщить, но передумал. Ждал.

– Кобыла не пуглива? – наконец спросил варяг.