– Эх, как хорошо бы, если бы так!..
– А хорошо, так и нечего зевать… валяйте!
– Страшно! – прошептала Маша и закрыла лицо руками.
Катерина Харитоновна окружилась облаком табачного дыма.
– Что говорить? Ампутация не из легких… А только без нее нельзя. Либо гнить, либо жить.
– Так что вы думаете, – после некоторого молчания возвысила голос Маша, – вы думаете… помогло бы?
Катерина Харитоновна пожала плечами.
– Уверена.
– Были примеры?
Катерина Харитоновна, сквозь дымное облако, кивнула головой.
– Запопала им в лапы, – протяжно начала она, – некая Лиляша, прелюбопытная особа, москвичка родом и не из простых!.. Нас с вами здешняя сволочь дразнит благородными и образованными, а Лиляшу не грех было бы и ученой назвать. И из семьи такой – интеллигентной, профессорской, даже очень известной, – только, как видно, правда, что в семье не без урода. Как она свертелась и «дошла до жизни такой», это я вам когда-нибудь в другое время расскажу, на досуге, сейчас не в том дело. Летела, свертевшись, как водится, со ступеньки на ступеньку, – сперва в Москве, а как из Москвы ее выставила полиция, прикомандировала сюда. По барству своему, работала она с факторшей, а факторшей имела свою бывшую горничную, Дросиду Семеновну. Вы ее, конечно, знаете. Теперь она у Буластихи держит квартиру на отчете. Шельма, каких мало. Рассчитывала Лиляша устроиться к Рюлиной – проманулась: Аделька забраковала, что стара. Ну, она – к Буластихе. Здесь хозяйка с Федосьей обрядили ее в хомут, – валяй в хвост и в гриву! Долго ли, коротко ли, – не стерпела, взвыла. Улучила случай, что занесло к нам богатенького «понта», который знал ее в приличных барышнях, да, по сговору с ним, – взял он ее к себе на дом, будто на ночевку, – поехала и, ау, не вернулась!., очень просто!..
– Что же, этот «понт» на содержание ее, значит, взял? – перебила Маша.
– Нет, только помог выбраться из нашей ямы.
– Выбраться… А дальше-то, выбравшись, как?
– А дальше, конечно, сперва пришлось Лиляшке туго. Накатила ее Буластиха, и было все по порядку, чего вы, Маша, боитесь: участок, книжка, докторские осмотры, сыщики, – весь жалкий жребий проститутки-одиночки… Погибель! Казалось, нет тебе другого исхода: судьба так и прет тебя рожном кончать жизнь либо в реке, либо в бардаке. И вдруг – случайная встреча тоже со стародавним знакомым… артист оперный Леонид Яковлев… конечно, слыхали?.. Узнал Лиляшу, ахнул, видя, до чего она пала и в какой грязи тонет, и помилосердовал: выдернул увязшую из трясины и поставил на ноги…
* * *
Марья Ивановна с недоверием качнула головою.
– Ну… уж это ей, вашей Лиляше, повезло счастье какое-то необыкновенное! Должно быть, в сорочке родилась.
– Конечно, счастье, – согласилась Катерина Харитоновна, – да ведь счастье-то летучая птица: его надо за хвост ловить тоже на воле, из клетки не поймаешь.
– И что же? – допытывалась Марья Ивановна, – с легкой руки Яковлева, Лиляша вернулась в честную жизнь и устроилась как порядочная женщина?
Катерина Харитоновна усмехнулась уклончиво, в новых клубах табачного дыма.
– Это – как взглянуть. Во всяком случае, из продажных вышла… Русскую капеллу – хор Елены Венедиктовны Мещовской – слыхали? Это – она, Лиляша!
– Вот оно что! – протянула Марья Ивановна с заметным разочарованием.
Но Катерина Харитоновна продолжала одушевленно, одобряя и почти гордясь:
– Перед всеми хорами она – в первую очередь… И состояние имеет, и любовник ее, с которым она живет, человек прекраснейший… Так то-с!.. Ну? что же вы молчите? не соблазняет вас?
– Да, видите ли, – нерешительно откликнулась Маша, – видите ли, Катишь… Сколько тут было благоприятных условий для вашей Лиляши… И все-таки чего же она, наконец-то, достигла? Только что из девиц сама выскочила в хозяйки…
Катерина Харитоновна поправила быстро и недовольно:
– Да, в хозяйки, но хора, а не черт знает чего!
Но Марья Ивановна не уступила.
– Ах, Катишь, велика ли разница? Знаем мы, что-за штучка ресторанный хор. Хозяйке да старостихе лафа, а певичкам не лучше, чем нам, горемычным…
– Я не спорю, что такие хоры бывают…
– Большинство, если не все! – настаивала Марья Ивановна.
– Только не хор Елены Венедиктовны, – с уверенностью защищала Катерина Харитоновна. – Она и сама своими девушками не торгует, и всякой девушке, на которую проституция закидывает петлю, рада дать приют, совет и помощь… И вот – запомните-ка на всякий случай. Если бы вы в самом деле набрались ума и смелости, чтобы удрать, я могу вас устроить в хор к Елене Венедиктовне – и под ее рукой плевать вам тогда на Буластиху, хотя бы она вам и в самом деле всучила желтый билет. Лиляшка меня помнит и любит, а фокусы хозяйские знает по собственному опыту. Моя рекомендация для нее важнее документа…
– Спасибо, Катя, но… у меня же голоса нет?!
– И не надо: наружностью возьмете. Ну? что же вы мнетесь? Все-таки не нравится?
– Знаете, Катя…
– Нет, не знаю… Ну?!
– Да вот… скажем, сижу я в ресторане с кавалером, хоры поют, а какая-нибудь из хористок обходит столики с тарелочкою, собирает, кто сколько положит…
– Ну да, и вот на это-то именно и посылают таких, как вы, которые голосом не вышли, а собой хороши.
– Как хотите, Катя, но это ужасно стыдно и оскорбительно!
– Та-ак! А сидеть в ресторане продажной девкой при случайном «понте» – это что же, по-вашему, красивое и гордое положение, что ли?
– Все-таки не она мне, а я ей на тарелочку-то бросаю…
– Ничего вы не бросаете, потому что в кармане у вас дай Бог двугривенному найтись…
– Ну, все равно, попрошу, – кавалер ей бросит… Следовательно…
– В девках лучше? – язвительно обрезала Катерина Харитоновна.
Маша сконфузилась до слез на глазах.
– Ну, зачем вы так грубо, Катя? Не вовсе уж мы такие…
– Нет, миленькая, нет! утешать себя самообманами не извольте! Такие, очень, чрезвычайно, совершенно такие!
– Ну, – обиделась и надулась Маша, – я с вами об этом спорить не стану: это у вас пунктик, вас не переубедишь. Что наше положение ужасное и горькое, я знаю не хуже вас, но все-таки девкой себя не чувствую и никогда не назову…
– Ах! – с гримасой передразнила Катерина Харитоновна, – ах! «Я не кошка, а киска!» – подумаешь, благополучие какое!
Но Маша сердито упорствовала:
– Да уж кошка или киска, а пойти в хор – это, как вам угодно, значит со ступеньки на ступеньку… шаг еще вниз… почти вроде как в прислуги…
Катерина Харитоновна желчно захохотала: