Тут палые листья перед его конем пришли в движение. Что-то длинное, гибкое метнулось к копытам,
— Змея! — закричала Данка.
Славкин конь заржал испуганно, осел назад, Славка стиснул его коленями, удерживаясь в седле:
— Тише ты! Где змея?
Только это была не змея, а спрятанный в листьях волосяной аркан.
Рывок — подсеченный конь повалился набок. Славка успел вывернуться из-под него, но тут на него сверху сиганул кто-то здоровенный, оглушил и приплюснул к земле.
Еще двое бросились к Данке. Один сразу ухватил за узду, второй схватил Данку за ногу... И тонко взвизгнул, получив хлыстом поперек физиономии.
Данкина кобыла, норовистая зверюга, взятая из конюшни княжьего Детинца, терпеть не могла чужих, потому прижала уши и злобно хватанула за руку первого. Тот заорал и выпустил узду. Данка мгновенно развернула лошадь, ударила каблучками, лошадь рванула с места в галоп... И тут Данка наткнулась грудью на что-то упругое, седло выскользнуло из-под нее, и девушка кубарем покатилась по земле...
Артём вошел в Детинец, когда Духарев с Асмудом уже ополовинили корчагу.
— Здравствуй, бать, что случилось?
— Случилось, — сказал Духарев. — Ты Славку куда посылал?
— Я? Никуда. Мне, бать, сейчас, знаешь, не до него. Сам же видишь, что в городе творится. Буянит народ.
— А он десятнику своему сказал: ты его послал.
— Интересно, куда? — сердито произнес Артём.
— Вот и мне интересно! Соврал?
— Соврал, — кивнул Артём. — Надо наказать.
— Это непременно, — согласился Сергей. — Только сначала, сынок, его надо найти. Его и Данку.
— А сестренка при чем?
— При том, Тоха, что ушли они вместе. Вернее, уехали. Взяли коней в вашей конюшне и отбыли. Мои выяснили, что их видели у северных ворот.
Всё это Духареву сообщили, пока он общался со старым Асмудом. Но Сергей решил все-таки дождаться Артёма.
Теперь Духарев знал наверняка, что Славка с Даной затеяли какую-то авантюру.
— Да ладно, бать, что ты в самом деле! Славка — княжий отрок. Данка — твоя дочь. Кто их тронет, сам подумай? Ну хочешь, я за ними сейчас пару гридней отправлю?
— Нет уж! — Духарев поднялся. — Не «пару гридней», а сам поеду.
— Как знаешь, — Артём повернулся и вышел во двор. Через минуту его в Детинце уже не было.
«Может, парень прав? — подумал Духарев. — Что я дергаюсь, в самом деле? Чай, не Дикое Поле — киевские земли. Лихие люди, конечно, и здесь есть. Но вряд ли кто-то рискнет напасть на княжьего отрока...»
— Ну-ка погоди, — Зван поднял руку, и Хругнир с Йонахом тоже остановились. Собственно, остановился Йонах. И остановил лошадь нурмана, потому что тот, вконец обессилев, мешком лежал у нее на шее. У Йонаха в сумке имелось немного арабского снадобья, которое могло на время вернуть Хругниру силы, но, по мнению Йонаха, это время еще не наступило. Да и жалко было дорогого снадобья.
— Чего там? — спросил хузарин.
— Здесь проехали пятеро. Сначала трое, потом еще двое. Причем у одного конь — точно из княжьей конюшни.
— Откуда знаешь?
— А вот смотри, вот след подковы отпечатался. А в углу — три шишечки...
— Ну и какой вывод?
— Да никакого! — Зван прыгнул в седло. — Поехали, Догоним — узнаем.
Щелкнула тетива.
Зван мгновенно обернулся... Ничего опасного. Йонах тетерку подстрелил.
— Темнеет, — заметил Игги. — Надо бы на ночлег вставать,
— Поехали, — сказал Торгейр. — Там, впереди, полянка будет. И ручеек. Там и заночуем.
— Ну давай, — согласился Игги. Говорили они по-нурмански.
Дальше ехали молча. До поляны с ручейком добрались, когда уже начало смеркаться. Расположились под знатным, охватов в пять, дубом. Расседлались, развели костерок, достали снедь, собрали грибы, которые росли на полянке, нанизали на палочки, расположили над костром. Дома у себя нурманы грибы не ели. Грибы считались нехорошей пищей. Но здесь, на юге, пристрастились.
Любушка сидела, нахохлившись. Еду не брала.
— Ты, девка, ешь, — сказал ей Игга. — И не бойся. Мы тебе худого не сделаем. И никто тебя не обидит. А приедем на заимку, вообще делай, что хочешь. Хорошая у тебя жизнь, девка. Завидую я тебе...
— Ну-ка тихо! — оборвал его по-нурмански Торгейр.
Игги мгновенно умолк.
Какое-то время оба напряженно вслушивались в ночь. Но ничего необычного не услышали.
— Что не так? — спросил Игги.
— Показалось — смотрел на меня кто-то. Вон оттуда. Пойду-ка я гляну.
Торгейр поднялся, вытянул из ножен меч. Во вторую руку взял топорик.
Игги вынул пару треугольных метательных ножей, положил на траву. Выразительно посмотрел на Любушку и приложил палец к губам.
Глаза девушки округлились. Игги черпнул шлемом воду из ручья и выплеснул на костер. Огонь зашипел и погас. Игги коснулся плеча Любушки.
— Ложись, — шепнул он.
— Зачем? — испуганным шепотом спросила она.
— Надо.
Там, куда ушел Торгейр, было тихо. Это хорошо. Значит, там никого...
И тут раздался треск, какой бывает, когда кабан проваливается в ловчую яму. И — яростный рез Торгейра.
Игги вскочил — и кожаная удавка захлестнула ему шею. Нурман попытался прижать подбородок, но не успел. Зато успел просунуть под ремень большой палец правой руки.
Напавший уперся ногой в спину Игги, тянул изо всех сил и наверняка пересилил бы нурмана, но Игги левой рукой, обратным хватом выдернул меч и послал клинок назад — будто лыжной палкой толкнулся.
Клинок вошел легко: на нападавшем не было ни доспеха, ни даже куртки из твердой кожи.
Удавка ослабла.
И тут пронзительно вскрикнула Любушка. Игги отвлекся буквально на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы получить по макушке дубиной.
Череп у нурмана был крепкий. Выдержал. А будь на Игги шлем... Но шлем валялся у погашенного костра. И его хозяин свалился рядом.
Любушка бежала, не разбирая дороги.
Несколько раз что-то вцеплялось ей в одежду. Может, чужие руки, но скорее всего — просто ветки. Любушка бежала, не чуя под собой ног. Она могла споткнуться, упасть в овраг, налететь на острый сук... Но не споткнулась и не убилась. Верно, благоволили ей лесные боги. Иначе не объяснить, почему юная девушка убежала, а битые, умелые, страшные в бою нурманы попались.
— Лучше бы тебе, деревлянин, нас отпустить, — сказал Славка. — Знаешь, кто наш отец?