Если либеральный консерватизм есть бессмыслица, то правый консерватизм, напротив, вполне приемлем и естествен. Правым консерватором в современной России является тот, кто, стремясь к возрождению имперского мирового величия Отечества, к хозяйственному процветанию нации, подъему нравственности и духовности народа, считает, что к этой цели нас приведут умелое использование рыночных механизмов и система ценностей религиозно-монархического, централистского толка. Наблюдая за Путиным все годы его президентства, можно убедиться, что он видит консерватизм именно так. Такой правый консерватизм теоретически может акцентировать либо культурно-политический (усиление позиции традиционных конфессий, возрождение национальных обычаев, восстановление некоторых социальных, общественных и политических институтов), либо экономический аспекты. В экономике право-консервативный проект логически должен развиваться в русле теории «национальной экономики», обобщенной немецким экономистом Фридрихом Листом и примененной в свое время в России графом Сергеем Витте. Можно назвать этот проект «экономическим национализмом». Его экстремальная формула звучит приблизительно так: полностью свободный внутренний рынок с жесточайшей системой таможенного контроля и скрупулезной регламентацией внешнеэкономической деятельности, с учетом интересов отечественных предпринимателей. Национальная экономика не предполагает национализации крупных монополий, но настаивает на консолидации крупного бизнеса вокруг политической власти с прозрачной и внятной для всех целью совместного решения общенациональных задач, укрепления державы и процветания всего народа. Это может решаться с помощью определенного «патриотического кодекса», предполагающего моральную ответственность национальных предпринимателей перед страной, народом и обществом. Эта модель в сегодняшнем политическом спектре приблизительно соответствует тому, что принято называть «правым центром». Похоже, что самому президенту более всего импонирует именно такой подход.
Для полноты картины рассмотрим и другую сторону, составляющую полную картину консерватизма как идеологии, — левый консерватизм. Обычно понятие «левый» не ассоциируется с консерватизмом. «Левые» хотят изменений, «правые» — сохранения того, что есть. Однако в политической истории России социальный общественный сектор, относящийся к системе «левых» ценностей, всегда был чрезвычайно значимым и развитым, и общинный фактор, как в форме церковной соборности, так и в виде советского коллективизма, давно и прочно стал устойчивой политической и хозяйственной традицией. Мы встречаем осмысленное сочетание социализма и консерватизма уже у русских народников, которые были преданы национальным моментам и стремились к справедливому распределению материальных благ. Левый консерватизм существовал и в других странах — социал-католицизм во Франции и Латинской Америке, германский национал-большевизм Никиша, Фридриха Георга и Эрнста Юнгеров и т. д. В современной российской политике социальный консерватизм также имеет полное право на существование. Не ставя под сомнение цивилизационные ценности России, стремясь к укреплению ее геополитической мощи и национальному возрождению, левый консерватизм считает приоритетным путем реализации этой задачи национализацию недр, крупных частных компаний, занятых экспортом природных ресурсов, а также увеличение государственного контроля в области энергетики, транспорта, коммуникаций и т. д. Что-то из этих элементов реализуется Путиным, что-то нет. Такой социал-консерватизм может настаивать на своеобразном прочтении российской политической истории, отстаивая закономерность и естественность советского периода, вписывая его в общую национальную диалектику. Но и левый, и правый консерватизм по определению должны совпадать в своей конечной цели — возрождения государственности, сохранения национальной самобытности, всемирного возвышения России, верности истокам. Ясно одно: встав на путь консерватизма, освоив правый его сектор, Путин, рано или поздно, но неизбежно, придет и к его левым составляющим, чтобы сделать идеологическую картину русской государственности полноценной. Консерватизм при Путине зреет. Он еще зелен и неустойчив, его заносит в крайности под воздействием агрессивных попыток сбить его с магистральной линии, со стороны как доморощенных республиканцев, так и правых глобалистов. Но нечто неотвратимо приближается. Так возвращается Командор или тень отца Гамлета. Чем больше русские сталкиваются с нерусскими, тем стремительнее они ищут точку опоры в самих себе. Запрос на консерватизм неуклонно и неумолимо растет. Путин все более благосклонно относится к русскому большинству, все меньше доверяя «квазиколониальной части» своей собственной элиты. Он инстинктивно знает, откуда что дует. И не ошибается в этом. На каком-то этапе политическая история попросит нас уточнить позиции и дать более точные формулировки. В какой-то момент — я убежден, что на нашем веку, — решительный час наступит. Понятно, что никто в покое нас не оставит и что нам придется отвечать что-то всему миру: и богатому Западу, и бедному Югу. Придется изъясняться внятно и со своим народом. Ничего экстравагантного, что опять захватило бы и раскололо общество, очевидно, уже придумать не удастся. Мы обречены на консерватизм, нас подтолкнут к нему извне и изнутри.
С чисто логической точки зрения прагматический консерватизм Путина может оставаться «прагматическим» только на протяжении вполне определенного срока. В какой-то момент и — этот момент близок — от него потребуется очень серьезный выбор, к которому, кажется, он еще не совсем готов или не готов вообще: выбор между прагматизмом и консерватизмом. Дело в том, что пока консерватизм сопряжен с прагматизмом, он не может стать полноценной идеологией — это скорее настроение, установка, симпатия, эмоция, нечто интуитивное, но не концептуальное. Путин, безусловно, консерватор — таким его видят и хотят видеть и союзники, и противники; и он, безусловно, прагматик, но таким себя видит и хочет видеть только он сам. Его прагматизм субъективен, а значит — относителен и эфемерен, его консерватизм объективен, и поэтому только он имеет значение и исторический смысл. Прагматизм сдерживает превращение консерватизма в идеологию, а, следовательно, препятствует прогрессу и развитию в том самом, бердяевском смысле слова, к которому обращается, как мы видим, и сам Путин. Снова можно вспомнить наш тезис, развитый в отдельной книге, посвященной нынешнему президенту РФ — «Путин против Путина». На сей раз Путин-прагматик — против Путина-консерватора. До последнего времени они уживались, но приходит время проблематизации этого внутрипутинского союза. Сами события потребуют от Путина работы над собой. Прагматизм исключает идеологию, потому что требует от лидера поступать в сложных условиях в силу сложившихся обстоятельств, тогда как идеология подталкивает к тому, чтобы складывать сами эти обстоятельства в соответствии с идеологическими установками, то есть идеология предустанавливает стартовые условия интерпретации и лишь потом действует в них. Так поступает любая идеология — либеральная в том числе: вначале идеология конституирует мир, затем начинает его менять, жить в нем. И пока идеологические законы действуют (а либерализм сохраняет свои доминирующие позиции), мы живем в тех условиях, которые возникают не спонтанно, но кем-то создаются. Поэтому быть прагматиком-консерватором в мире, построенном по либеральным законам, можно лишь в ограниченном смысле, ограниченный срок и с ограниченной степенью успеха. Путин демонстрирует, что это возможно и довольно долго. Но… не бесконечно долго. Придет момент (который Путин старательно стремится отдалить), когда эта стратегия джиу-джитсу (использование энергии противника в своих интересах) исчерпает свою применимость. Тогда-то и встанет вопрос: либо прагматизм (признание статус-кво и пассивное следование за законами мировой игры, устанавливаемыми либералами), либо консерватизм (а это значит возведение консерватизма в идеологию). Этот момент приближается неумолимо, Путин его старается отложить. Пока успешно. Но всему есть предел… Допустим, что Путин будет продолжать балансировать на грани: уже не между консерватизмом и либерализмом, как в предыдущие сроки его президентства, что вылилось в откровенно неудачную четырехлетку Медведева, а между консерватизмом и прагматизмом? Кстати, такая постановка вопроса уже ближе к делу. Тем не менее представим, что Путин держится за прагматизм железной хваткой и блокирует тем самым превращение консерватизма в идеологию и его полноценное воцарение в России в качестве идеи-правительницы. Что тогда? Тогда на исторический запрос будет вынужден отвечать другой лидер. Не хочет он — найдется кто-то еще. Да, пока на горизонте и близко соответствующей фигуры нет. Будет. Самого Путина как политика когда-то не было. Но история затребовала именно такую фигуру, и она появилась. И этой фигурой был Путин. И справился с задачей прекрасно. Он не дал исчезнуть России. И поэтому мы рассуждаем о консерватизме с оптимизмом (хотя и сдержанным). Если Путин не хочет сам становиться консерватором, пусть подготовит другого. Преемника, но на сей раз настоящего. Он может не захотеть. Тогда такого преемника подготовит история.