Ко времени этого разговора мне исполнилось лет четырнадцать. Не скрою, я и сама замечала, что мамочка наша не больно умна. Иногда она совершала такие легкомысленные поступки, что даже мне в моем возрасте было ясно, что делает она что-то не то.
Она могла, например, разговориться в магазине с совершенно посторонней женщиной и пригласить ее домой. И не пропало у нас в доме после таких визитов ничего только потому, что брать было совершенно нечего. Она вечно останавливалась на пятачках возле метро и принимала участие во всех лохотронных лотереях и розыгрышах, в результате чего пару раз оставляла там всю свою и так небольшую получку.
На родительских собраниях в школе, когда все родители изнывают, открыто глядя на часы, и мечтают поскорее оказаться дома, мамочка вечно пыталась начать какую-нибудь обширную и продолжительную дискуссию совершенно не на тему дня.
Когда в восьмом классе меня пару раз проводил до дому Димка Колокольчиков из параллельного восьмого «А», мама тут же принялась названивать его родителям с целью познакомиться с ними, раз уж «наши дети дружат». Скорее всего, Димкина мать подумала, что меня хотят сбыть с рук, и на всякий случай вообще запретила Димке ко мне приближаться.
Одним словом, у меня тоже были достаточно веские причины быть недовольной своей матерью, но это вовсе не значит, что я займу сторону отца в их перепалках.
Я строго поглядела на него и сказала, что обсуждать свою мать не стану даже с ним и что не пора ли ему устремить свою энергию в какое-нибудь более полезное русло.
После этого разговора отец как-то притих и стал часто задумываться. Очевидно, с моей помощью он сумел взглянуть на себя со стороны, и вид этот оказался достаточно неприглядным. Папочка приуныл, начал подсчитывать потери, запутался в этих самых подсчетах и понял, что жизнь его проходит впустую. Вместо того чтобы взять себя в руки, попытаться зарабатывать деньги, обеспечивать семью и вернуть уважение собственной дочери, он не нашел ничего лучше, чем закрутить роман со своей лаборанткой.
Разумеется, досужие тетки с его работы тут же позвонили моей матери. Она так удивилась, что даже ежедневный скандал получился каким-то скомканным. Действительно — глупо было бы цепляться к мужу из-за того, что сказал глупость какой-нибудь депутат в телевизионных политических дебатах, когда он, этот самый муж, совершил более ужасные вещи. Мамочка не знала, как ей реагировать на такое папочкино поведение, у нее пропал кураж, и в доме на некоторое время даже воцарилась спокойная атмосфера.
Я по-прежнему проводила дни напролет с Дашкой, с которой случились за это время две метаморфозы.
Во-первых, Дашкин отец неожиданно и очень сильно разбогател. Он работал каким-то не слишком крупным начальником, успел вовремя приватизировать свое небольшое предприятие, сумел не пустить деньги по ветру, а прикупить еще несколько соседних зданий, потом земля страшно вздорожала, потому что там начали строить новую современную дорогу в Финляндию… В общем, я не слишком вникала в подробности, да никто и не торопился их мне сообщать. Он много работал, Дашкина мать была занята им и бытом, дед начал прихварывать, но мы с Дашкой почти не разлучались.
Как я уже говорила, у Дашки был покладистый, неконфликтный характер, она ко всем относилась приветливо и доброжелательно. Врагов в классе у нее не было, мы общались со всеми, но по-настоящему дружили только вдвоем. Лето мы обычно проводили в деревне у Дашкиной тетки, двоюродной сестры ее матери. Но деньги, как известно, обязывают. И в то лето, когда нам с Дашкой исполнилось шестнадцать лет, они с матерью уехали на полтора месяца на курорт — не то в Черногорию, не то в Турцию.
Дашка и раньше была симпатичной. Открытая улыбка, хорошие ровные зубы, большие синие глаза привлекали к себе внимание. Ростом и фигурой мы с ней были похожи — никогда не страдали от лишнего веса, не слишком обращая внимание на диету.
После отдыха на курорте Дашка необычайно, просто фантастически похорошела. Она похудела, очень загорела, темные волосы лежали кудрявой копной, глаза светились нестерпимым синим светом. Казалось, что Дашка стала выше ростом, но это от высоких каблуков. Она накупила кучу шикарных тряпок и по приезде продолжала бегать по магазинам. Мать с удовольствием ей потакала. Считается, природные данные решают все. Однако так, да не так. Дашка принялась регулярно посещать салон красоты, и волосы ее, и без того густые и блестящие, сделались еще гуще и красивее, ногти окрепли, кожа сияла. После визитов к стоматологу Дашкины и без того отличные зубы стали еще ровнее и белее. Несколько месяцев занятий в фитнес-клубе — и ее походка стала легче, движения гибче, фигура еще стройнее.
Весь выпускной класс она усердно и целеустремленно занималась своей внешностью. Направление ее дальнейшей учебы определили родители — Дашку решили отдать в университет, на факультет международных отношений, где учатся дети высокопоставленных чиновников и просто богатых людей. Дашкина мама заявила, что там все будут из их круга, дочь найдет себе друзей, а возможно, и мужа.
Пока же, учась в последнем классе школы, Дашка выдержала настоящее нашествие влюбленных мальчишек. С ней пытались познакомиться на улице не только малолетки, ее подстерегали возле фитнес-клуба и парикмахерской и взрослые парни. Поэтому отец купил еще одну машину, нанял шофера, он же охранник, чтобы тот возил Дашку всюду и не оставлял ее без присмотра.
Но в школе все внешне осталось по-прежнему — к Дашке был свободный доступ. Скажу без преувеличения, из пяти выпускных классов три четверти ребят были в тот год влюблены в Дашку. Я ее искренне жалела — как уже говорилось, по характеру Дашка вовсе не стерва, так что ей было трудно резко и недвусмысленно посылать их всех подальше. Влюбленные ведь не понимают намеков и вежливых отговорок, норовят выяснить отношения до конца, расставить все точки над «i».
Девчонки все от Дашки шарахались как от чумы — в ее присутствии ни у кого не было шансов. Я же просто так не могла отмахнуться от почти десятилетней близкой дружбы, хотя Светка Росомахина, староста нашего класса, и назвала меня как-то в сердцах мазохисткой.
Не подумайте, что я записная уродина, вовсе нет, фигурой мы с Дашкой похожи, и лицо у меня вполне привлекательное, но на фоне Дашкиной вызывающе яркой внешности мои серые глаза и пепельные волосы кажутся блеклыми и незаметными.
Влюбленные в Дашку мальчики доставали и меня тоже. Мы часто бывали вместе, и если Гусарова и соглашалась куда-нибудь пойти с очередным поклонником, чтобы не сразу обижать его отказом, то ставила непременное условие, что будем мы вчетвером: поклонник, она, я и друг поклонника. Но чаще всего оказывалось, что этот самый друг тоже был влюблен в Дашку, а если нет, то, пообщавшись с ней целый вечер, он тут же проникался неземной страстью к этой красавице и на меня и своего приятеля смотрел волком. Я же пыталась примирить этих двоих, вести светскую беседу и следить, чтобы Дашка и ее ухажер не остались ни на минуту наедине, потому что тогда он обязательно начнет признаваться в любви и вечер будет окончательно испорчен.
От любви до ненависти, как известно, один шаг, и отвергнутые Дашкой поклонники воспринимали ее отказ по-разному. Некоторые безропотно страдали, и с такими было легче всего. Некоторые продолжали ее преследовать, забрасывали письмами и не давали покоя телефонными звонками. Тут приходила на помощь Дашкина мама Виктория Федоровна, она отлично научилась отфутболивать их по телефону. Караулящих у подъезда неудачливых влюбленных отшивал охранник. Некоторым же приходила в голову коварная, как они думали, мысль — назло Дашке начать ухаживать за ее близкой подругой, то есть за мной. Они думали, что таким образом вызовут у Дашки ревность. У нее они вызывали только досаду, зато я таких просто ненавидела.