В послевоенный период Запад и СССР в моральном плане стоили друг друга: Советский Союз «оккупировал» Восточную Германию не меньше, чем США — ФРГ. Сегодняшнее членство стран Восточной Европы в НАТО сравнимо с ролью Варшавского договора в прошлом. Сравнение может показаться поверхностным, но оно, по сути, опрокидывает целую систему взглядов, на которой базировалась не только послевоенная история Европы, но и текущая политика континента. Если холодная война в Европе перестает быть борьбой между свободой и тиранией, а вместо этого становится лишь старомодной геополитической дракой, то ценности и пожелания избирателей не имеют никакого значения. Бывшие государства-сателлиты были не порабощенными народами, покоренными идеологией зла, а пешками на шахматной доске. Америка, финансировавшая польский антикоммунистический профсоюз «Солидарность», морально равна Советскому Союзу, помогавшему сандинистам в Никарагуа. Короче говоря, коммунизм как идеология зашел в тупик, плановая экономика потерпела крах, но кремлевские государственные соображения остались: как любая большая страна, Россия имеет право определять будущее своих соседей. А они не имеют право выражать недовольство…
* * *
Вычищение истории Советского Союза — это один этап становления кремлевской идеологии; другой включает в себя 1990-е, время Ельцина. Новое учебное пособие для учителей на первый план выдвигает анархию, провалы и слабость, и при этом практически игнорирует достижения тех лет — развитие свободных СМИ, открытые многопартийные выборы, интенсивную парламентскую культуру, конец государственного планирования и рост малого бизнеса. Отмеченные плюрализмом и политическими свободами, годы Ельцина теперь описываются как времена бедствий, когда враги России обманывали и оскорбляли страну, поддерживая беспорядок и подрывая государство.
Подвергнуть критическому рассмотрению прошлое вполне разумно, и едва бы кто-либо стал утверждать, что время 90-х было безгрешным. Но искажение фактов, предпринимаемое Кремлем, предназначено для того, чтобы изобразить развал Советского Союза как катастрофу, сравнимую с бедственным положением Германии по условиям Версальского договора, заключенного в конце Первой мировой войны. В том случае военное поражение и международное осуждение дополнялись тяжелыми для страны репарациями. Россия же не только не пострадала от военного поражения, но и не была ограничена в помощи с Запада, который закачивал миллиардные займы и субсидии в Россию, далеко не разоренную до того, чтобы нуждаться в возмещении убытков.
То, что результат не оправдал надежд, в большей степени зависело от собственной политической слабости России, от неизбежных последствий ее разрушительной плановой экономики, а не от плохой работы Запада. Возможно, зарубежные эксперты должны были быть менее амбициозными и доктринерскими в своей пропаганде либерализации цен, стабилизации средств и приватизации. Некоторые из них, возможно, были в близких отношениях с инвестиционными банкирами, которым была выгодна приватизация и прочие экономические операции. Но абсурдно утверждать, что они действовали злоумышленно. Даже если некоторые россияне и считают, что их так или иначе жестоко обманывали, что лечение было неправильным, или что было бы лучше назначить другие лекарства и последовательность их применения, то и это не повод для антизападных настроений. Германия и Япония пострадали гораздо больше, пережив полное поражение и оккупацию, но они стали верными последователями и союзниками Запада в течение лишь нескольких лет.
Такая ревизионистская история незаметно переходит прямо в политику: молодежное крыло «Единой России» — «Молодая гвардия» организовывает марши под девизом «Нет возвращению в 1990-е». Согласно этой точке зрения, ослабить Россию пытается не только Запад, но и те российские политические лидеры, которые с ним сотрудничали и тем самым, по сути, «продавали Россию». Важнейший поворотный пункт истории — это не крушение Советского Союза и рождение свободы, а конец ельцинской эпохи. Авторы нового руководства для учителей, говоря об истории страны с 2000 г., восторженно констатируют: «Мы видим, что практически каждая значимая мера связана с именем и деятельностью Президента В.В. Путина».
* * *
Патриотизм и исторический ревизионизм — два лучших средства из тех, что нашел Кремль для создания, по определению Сергея Маркова, одного из главных его советников, «идеологического вакуума». Третий элемент этого — ксенофобия. По мнению Лилии Шевцовой, ведущего эксперта Московского центра Карнеги и одного из самых ярких аналитиков российского движения к авторитаризму, «антизападничество — это новая национальная идея». Путин прошел путь от зависти к успехам западных стран до обвинений их в лицемерии и надменности. Это началось уже в 2004 г., когда президент заявил, что «чеченская» политика Америки была специально разработана для дестабилизации Российской Федерации. В том же году он сравнил США со старым колониалистом, «строгим дядей в пробковом шлеме», который указывает остальным «ту самую политическую целесообразность, по которой он должен жить», а любые возражения снимает «с помощью бомбовой, ракетной дубинки». В 2006 г. в ежегодном послании к Федеральному собранию он именовал Соединенные Штаты «товарищем волком», который «знает, кого кушать. Кушает — и никого не слушает».
Со временем риторика становилась все жестче. Америка «перешагнула свои национальные границы во всех сферах <…> никто уже не чувствует себя в безопасности», заявил он на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности в феврале 2007 г. Позже он косвенно сравнил США с Третьим рейхом за ее политику «конфронтации и экстремизма» и «все то же презрение к человеческой жизни, те же претензии на мировую исключительность и диктат». Критика американской политики — не преступление, но антизападничество Кремля создает призрак, позволяющий России уклоняться от любых ударов критики собственного авторитаризма. Присовокупим сюда и бездоказательное выражение: «Демократия равна хаосу и поощряется врагами России». Сторонники Путина и в России, и за рубежом вспоминают всякого рода проявления неуважения и политические промахи Америки и Европы, чтобы оправдать эту риторику, но все равно кажется странным сравнивать США, страну, которая десятилетия боролась за свободу, с гитлеровской Германией.
Несмотря на шаткие логические основания, эта концепция преуспевает, что наглядно подтверждается тем, что открытый прозападный лагерь в России практически иссяк. Кроме горстки журналистов и сотрудников некоторых московских исследовательских институтов практически ни один видный общественный деятель не готов защитить ЕС, НАТО или Америку от карикатурных обвинений, которые выставляют их грозными лицемерами, жаждущими разрушить Россию. Как отмечает Шевцова, отношение к Западу стало «лакмусовой бумажкой, по которой проверяется верность властям и системе».
До настоящего времени антизападничество в России было, главным образом, политическим приемом, предназначенным для укрепления власти. Но с его помощью сложно управлять: немецкие интеллигенты, твердившие, что они проиграли Первую мировую войну из-за «ножа в спину», несколько лет спустя пожали горькие плоды. Как замечает Шевцова, «элита может утратить контроль над происходящим, а если джина национализма выпустить из кувшина, вернуть его туда будет крайне трудно».