* * *
Во времена холодной войны Запад очень не скоро пришел к согласию по поводу того, как вести дела с Россией, не произойдет это в одночасье и сейчас. Но основы его очевидны.
Во-первых, Европа и США должны осознать, что цель Кремля — разделить их. Конечно, внешняя политика американского правительства всегда открыта для критики. Но общие трансатлантические интересы намного глубже и гораздо важнее временных разногласий по поводу Ирака, Ближнего Востока или глобального потепления. Европейцы могут иной раз в частном порядке соглашаться с недовольством России заносчивостью и некомпетентностью американцев, но им следует осторожней вторить им публично. Перед лицом возобновленной России Европа нуждается в Америке больше, чем Америка в Европе. Вместе они способны с легкостью противостоять возродившейся России. Разделенные же, они уязвимы, и Европа в большей степени.
Во-вторых, было бы невозможно и нежелательно открыто препятствовать торговле с Россией или инвестициям в нее. По опыту известно, что санкции создают великолепные возможности для коррупции, поддерживают паранойю и изоляционизм режима, в адрес которого они направлены, и практически или совсем не способствуют его поражению. Однако Россия не вправе рассчитывать на использование в своих интересах либеральной и открытой экономической системы Европы и Америки, если она не будет играть по тем же самым правилам у себя дома. Внешний мир должен воспринимать все российские инвестиции за границу как политизированное выражение внешнеполитического курса, а не нейтральный бизнес. Иначе говоря, энергобезопасность — суть национальная безопасность, а дешевая энергия от недоброжелателей — невыгодная сделка.
Евросоюз, прежде всего, должен обратить внимание на газ, который сейчас является самой уязвимой проблемой на континенте. Обеспечение надежности поставок и разрушение растущей российской монополии могут быть болезненными и дорогостоящими для Европы целями. Но цена стоит того, чтобы ее заплатить. Приоритет надежности поставок над стоимостью подразумевает и совместное ведение переговоров с Россией, и создание более надежной собственной европейской энергетической инфраструктуры, соответственно, менее уязвимой к влиянию извне. Это означает, к примеру, приведение в жизнь антимонопольного законодательства, вследствие которого «Северный поток» не будет построен, в то время как деньги налогоплательщиков и государственная поддержка обеспечат строительство «Набукко». Подобным же образом терминалы сжиженного газа, весьма дорогие и совсем не являющиеся панацеей, все же стоят затрат, поскольку обеспечивают диверсификацию поставок. Европе необходимо улучшить стратегически важные газовые комплексы и соединить национальные «энергетические острова» взаимосвязывающими трубопроводами и линиями электропередачи.
Результатом станет система газоснабжения, крепкая и физически, и экономически, и тем самым более устойчивая к влиянию внешнего поставщика. Как только нарушения в снабжении станут менее болезненными для покупателя, уменьшится вероятность того, что поставщики будут злоупотреблять подобными санкциями. Такая политика будет означать смену курса в сторону либерализации и свободной конкуренции, важнейших целей прошлого десятилетия. Они желанны и по множеству других причин, но пока они не привели к заметным изменениям и едва ли приведут теперь: национальная безопасность — работа для политиков, а не бизнесменов…
Подобным же образом управленцы мировых финансовых центров должны пересмотреть свои отношения с российскими компаниями, которые хотят работать с ними. Мало просто переписать правила для бизнеса и рынков финансов и энергоресурсов, необходимо вновь открыть для себя достоинства совместной деятельности и солидарности в традиционной политике и дипломатии. Запад должен вести переговоры, где необходимо, и сотрудничать, где это возможно, но не слишком надеяться на общность взглядов. Такое самообольщение заманчиво, но действительность поистине страшна. Запад не должен покушаться на кремлевские пряники. Двусторонние сделки не только безнравственны, но и бесплодны, поскольку мы ставим в невыгодное положение своих друзей и содействуем врагам. Сейчас главная цель должна состоять в том, чтобы российский неоимпериализм не завоевал ни метра чужой территории. В ответ на угрозы, вмешательство и вред, направленные против постсоветских республик, должен следовать твердый и решительный отпор, а не колебания и неопределенность. Западу надо защитить и себя, и своих протеже, — Украина, к примеру, нуждается в помощи Евросоюза в максимально возможном объеме.
Самые богатые и самые сильные свободные страны мира должны поддержать все эти маленькие государства, которые сейчас находятся под угрозой, исходящей от России. Пусть это неудобно, дорого или даже болезненно, но если мы не выиграем на предложенных нами условиях, то нам придется бороться в то самое время и в том самом месте, которое выберет наш противник, и преимущество будет не на нашей стороне.
* * *
Главный вопрос в том, как сражаться в войне ценностей. Заманчиво утверждать, что мы не должны тратить лишних слов. Пусть кремлевские политтехнологи пытаются спровоцировать нас, мы будем их игнорировать точно так же, как мы не обращаем внимания на истеричные излияния Северной Кореи. Но это было бы ошибкой, так как, несмотря на враждебную пропаганду государственных СМИ, миллионы россиян и жителей постсоветских стран все еще уважают открытые общества Запада. Важно дать им понять, что причиной нашей антипатии к Кремлю является отнюдь не русофобия. Антизападнические настроения в России сейчас, возможно, и сильны среди российского руководства, но они еще не укоренились глубоко и повсеместно. В наших интересах предотвратить их распространение из Кремля в мировоззрение общественности. Как и в холодной войне, «мягкая власть» — наше лучшее орудие. Стоит вспомнить воздействие идеологического аспекта в прошлом: различия между свободным и закрытым обществами были центральными темами международных и внутренних политических дискуссий. Желание превзойти Советский Союз там, где он заявлял о своем триумфе, было полезным стимулом для нормальных правительств, что и дальше укрепляло преимущество Запада. Если Советский Союз объявлял победу, Запад внимательно присматривался и старался понять, как можно достичь подобных же успехов, касалось ли это состязания в области космических исследований или подготовки шахматных гениев.
Теперь необходимо восстановление и подобного морального соревнования, и подобной моральной дистанции. Во времена холодной войны мнения главных западных политиков по вопросам военных расходов, восточной политики или правам человека в советском блоке могли не совпадать в деталях. Но вне политических границ все соглашались, что сущность советской власти была чуждой, отталкивающей и опасной. Нравственное сравнение каждого советского преступления с реальным или воображаемым западным было занятием меньшинства. Однако же одной из наиболее характерных особенностей эпохи Путина стало появление ряда западных комментаторов, которые выступают категорически против «демонизации» России и совершенно не желают критиковать то, что происходит там.
Как бы заманчиво ни было игнорировать антизападничество, лучше все-таки воспринимать его всерьез. Вполне возможно, что индивидуализм и материализм — не лучшая основа для счастливой жизни, что коррупция и использование служебного положения в личных целях в западных политических системах — непростительное нарушение принципов, лежащих в их основе, что свобода может противоречить справедливости или стабильности. Если язвительная российская критика заставляет тех, кто находится у власти на Западе, думать более ясно и управлять более чисто и справедливо, это только к лучшему. Но это не то же самое, что принимать кремлевские претензии к собственной системе за чистую монету. Такой подход был бы абсурден.