– Что ты имеешь в виду? Что я должна решить? Мне кажется, тут и говорить не о чем. Как ты себе представляешь этот отпуск вчетвером? Я и так вся издергалась – не знаю, как подступить к Татьяне… Придется столько сил положить, чтобы хоть как-то наладить с ней отношения. А у нас с тобой еще много времени будет для путешествий и отдыха.

– Ты, стало быть, не собираешься вправлять ей мозги? – Лицо у Лайама было каменное.

– Не сейчас. Потом, если надо будет, я это сделаю. Но надеюсь, до этого не дойдет. Со временем она просто свыкнется с мыслью, что мы с тобой вместе. Даже взрослые дети, бывает, с трудом переносят то, что их мать или отец с кем-то встречается. – Саша воспринимала упрямство дочери именно в таком свете.

– Если ты на нее сейчас не надавишь, она меня никогда не примет, – наседал на Сашу Лайам.

– Она только на прошлой неделе согласилась разговаривать со мной, – напомнила ему Саша. – Лайам, я не могу насильно заставить ее тебя любить. Вспомни, при каких обстоятельствах она с тобой познакомилась! Я имею в виду вашу встречу в Саутгемптоне. Не торопи события!

– Она ведет себя как избалованная девчонка, – заявил он. Справедливо, но сказано уж больно не по-доброму. Но Татьяна ведь ее дочь! Тон, каким говорил Лайам, ее задел.

– Ты тоже, – мягко заметила она.

Лайам не стал продолжать разговор и стал играть с собакой. По дороге домой он не проронил ни слова. И дома ходил надутый и злой, как мальчишка, обидевшийся на строгую мать.

Саша готовила ужин, когда Лайам вдруг спустился с рюкзаком в руках.

– Ты куда это? – спросила она, замирая от страха. Она уже знала ответ.

– Я ухожу. Я не позволю обращаться с собой, как с маленькой и постыдной тайной прихотью, и тем более терпеть оскорбления от твоей дочери.

– Лайам, прошу тебя… – Саша запаниковала. – Не руби сплеча, дай нам шанс! Мы же с тобой с самого начала понимали, что придется притираться, а для этого нужно время. И никакая ты не тайная прихоть! – Какая уж «тайная», когда все об этом знают.

– Нет, я для тебя позорище. Ты меня стыдишься! – При этих словах обоим на память пришло злополучное Четвертое июля и барбекю.

– Я тебя люблю! Но ты требуешь от меня выбирать между тобой и дочерью. Это несправедливо! – Саша заплакала. Лайам требовал от нее невозможного.

– Иногда приходится идти на жертвы. Я хочу, чтобы ты меня любила и уважала. А ты отказываешься.

– Если бы ты сам меня любил и уважал, то не просил бы выбирать между тобой и дочерью.

Лайам молча смотрел на нее. Потом взял в руки рюкзак и произнес:

– Все кончено, Саша. С меня довольно. Мы исчерпали все возможности. Ты была права. Наши отношения невозможны. Ты всегда это говорила. Так что ты права, а я заблуждался.

Она не хотела этой правоты! Она хотела ошибиться. И она почти уверилась в том, что ошиблась. Они были так близки к развязке. Но развязке совсем не той, что предлагал ей он. Он поставил ее перед этим ужасным выбором.

Она сделала шаг к нему, но он жестом ее остановил:

– Не надо! Я тебя люблю. Я еду в Лондон. И не звони мне. Все кончено. – И в завершение – последняя порция жестокости: – Пламенный привет Татьяне! Скажи, ее взяла. Пусть радуется! – Лайам развернулся и вышел. Дверь закрыл тихо. Потом стукнула тяжелая калитка, а Саша стояла в своей кухне и смотрела ему вслед, вернее – туда, где только что был он, и по щекам ее ручьем катились слезы. После смерти Артура ей еще ни разу не было так мучительно больно.

Она опустилась на пол и зарыдала. Подошел щенок, Саша стала его гладить. Теперь у нее остался только этот пес. Лайам ушел, вернулся в свой мир, и Саша знала, что он говорил серьезно.

Она долго сидела и плакала в темноте. Свет зажигать не хотелось. Она повторяла одно и то же слово. Невозможно. А Лайам уже был в пути и думал о том же.

Глава 17

Отпуск в Сен-Тропе был бы для Саши приятным развлечением, если бы не болела душа. Едва приехав и увидев мать в отеле «Библос», где у них были забронированы номера, Ксавье понял, что случилось нечто ужасное. В таком состоянии он не видел Сашу со дня смерти отца. Впрочем, Ксавье уже накануне заподозрил неладное, когда столкнулся в пабе с Лайамом, пьяным в стельку и увлеченно целующимся с красивой молоденькой спутницей. У Ксавье от этого зрелища екнуло сердце. Он уже тогда подумал, что Саша с Лайамом, наверное, расстались. Лайам не был склонен к изменам, если не считать того единственного рокового случая, который привел к их с Бет разводу. И если он появился на людях в обществе другой женщины, значит, с Сашей у него все кончено.

– Поссорились? – негромко спросил он мать, когда они сидели на балконе и потягивали «Перно».

– Он стал требовать, чтобы я поставила на место Татьяну. Я объясняла ему, что сейчас этого нельзя делать. Ему хотелось быть здесь, с нами. Но это же безумие! Я не хочу портить с Тати отношения. Он захотел все и сразу. Я не могла на это пойти.

– Ну и дурак! – рассердился Ксавье. В свои двадцать шесть он был намного взрослее Лайама. – Я ему то же самое сказал. Все, что от него требовалось, это успокоиться и ждать. Но он же как молодой конь – все бьет копытом и рвется вперед.

– По-видимому, ждать для него не по силам. – Уж больно живучи у него детские комплексы. Наверное, они так и будут его терзать до конца дней. Взрослые люди, если хотят быть вместе, должны сложить воедино свой жизненный багаж и дальше нести его наравне, а если это не получается, то и отношения не складываются. У Лайама с Сашей так и вышло.

И тут Ксавье, недолго думая, объявил:

– Я его видел вчера в пабе. Лыка не вязал. Я сразу понял, тут что-то не так. Но он был не в том состоянии, чтобы разговаривать. – По его тону Саша почувствовала, что сын что-то утаивает от нее. Глядя на него в упор, она задала вопрос, который ее терзал:

– Он был один? – Слова дались ей с трудом. Грудь стиснуло, в глазах зарябило. Ксавье молчал целую вечность, а потом качнул головой:

– Была с ним какая-то дурочка. Наверное, там же и познакомились. Это ничего не значит, мам. Он был пьян. Уверен, он ее даже не знает. – Про поцелуи Ксавье говорить не стал, про юный возраст подружки Лайама – тоже. Но и сказанного хватило, чтобы Саше словно нож вошел в сердце. Стало быть, все действительно кончено. После такого известия настроение ее было испорчено вконец. Вся поездка для нее прошла как в тумане. Но Ксавье тут был не виноват. Просто Лайам ушел – и все. А она ни о чем другом не могла думать.

Две недели они провели в Сен-Тропе, общались с друзьями, ходили на пляж и по ресторанам. Обедали обычно в «Клубе 55». Пили коктейли в баре «Горилла». А еще, когда приехала Татьяна, женщины совершили налет на магазины. Саша была погружена в свои переживания, а Татьяна была холодна с матерью. Имя Лайама в разговорах не всплывало. Ксавье тоже не решался о нем заговорить. Он видел по глазам, как страдает мать, даже когда она делала вид, что все в порядке, – а это происходило почти все время. А вечером, уходя к себе в номер, Саша горько плакала в подушку. Ей страшно не хватало Лайама. И одновременно она понимала, что никакой силой его не вернуть. Оставалось только покориться судьбе. Она не могла позвонить и предложить ему приехать. В таком случае немедленно уехала бы Татьяна. Саша не хотела рисковать, да и теперь уже было поздно пытаться.