— Все, — буркнул он, — я подписал распоряжение о снятии Яковлева с работы. Объясняться с ним не хочу, сами съездите и поговорите.
Я сказал, что не согласен с таким решением.
— Этот вопрос не обсуждается, — ответил президент. — Распоряжение на выходе в канцелярии. А на место Яковлева я назначаю Игоря Малашенко, мне его рекомендует Илюшин (Виктор Илюшин, первый помощник президента. — Авт.). Они вместе работали в международном отделе ЦК КПСС. Человек привык к партийной дисциплине: приказали — выполнил. Без интеллигентских шатаний. И в Америке он свой — два года стажировался в Вашингтоне.
Ельцин увидел, что я скривил лицо, и спросил:
— Почему вы так реагируете?
Когда я был председателем Комиссии по рассекречиванию архивов, то ворошил уцелевшие документы о перекачке партийных денег за рубеж. Составил для себя перечень стран, где создавались совместные фирмы с управделами ЦК или куда переправлялся капитал под видом финансовой помощи левым движениям. И обратил внимание, что в те же страны и в то же время ездила одна и та же группа работников международного отдела. Среди них был Игорь Малашенко. Внимание-то обратил, но дальше в разбирательстве не пошел — такая задача передо мной не стояла. Возможно, это были случайные совпадения. Теперь я сказал об этом Борису Николаевичу.
Упоминания о кознях управделами ЦК всегда действовали на Ельцина будто на быка красная тряпка. Он не забыл, как, подстрекаемое Лигачевым, это управление обделяло канцтоварами возглавляемый им московский горком, на что Борис Николаевич жаловался самому Горбачеву. И люди, снюхавшиеся с управделами, тоже вызывали у него изжогу.
Президент взял со стола листок с биографией Малашенко, демонстративно порвал его на три части и швырнул с картинной брезгливостью в корзину для мусора.
А кого ставить на «Останкино»?
Жаль было оголять бойца за четвертую власть — комитет Верховного Совета по СМИ, но я предложил его председателя Вячеслава Ивановича Брагина. Он не раз выступал перед депутатами в поддержку Бориса Николаевича. Ельцин это помнил. Еще он вспомнил, что Вячеслав Иванович, в отличие от кудлатых и небритых правозащитников, одевался с партийной строгостью и не горланил по пустякам, а говорил о серьезных вещах, с нужной долей почтительности к старшим по чину. Такого приласкаешь — будет лично предан до гроба, к тому же своей статностью украсит команду. И президент согласился.
Ельцин ошибся. За внешней приглаженностью и уступчивостью в Брагине скрывался русский патриот с сильной волей. И не записной, как уже говорил, а истинный демократ. Еще со времен Михаила Ненашева в «Останкино» образовалось влиятельное прозападное лобби. Оно диктовало программную политику и на всякий нажим грозило ответить забастовкой телекомпании.
Несмотря на шантаж — да куда они денутся, эти трусливые политические официанты! — Брагин начал круто менять ситуацию: снимать с эфира низкопробные пошлости, вместо американского мусора ставить отечественные фильмы, дал зеленый свет патриотическим программам «Русский мир», о провинции, материально поддержал гибнущий Большой симфонический оркестр Владимира Федосеева и пустил его на телеэкран, отодвинув проплаченные нуворишами сюжеты-панегирики о своих безголосых отпрысках.
Финансы на «Останкино» крутились большие, да все, так сказать, мимо кассы, и Брагин стал прищемлять хвосты жуликоватым «мэтрам экрана». Это была неслыханная дерзость! Я начал бояться, что «мэтры» могли организовать физическое устранение Вячеслава Ивановича. И попросил его быть предельно бдительным. Но «мэтры» выбрали другой путь: они бегали жаловаться целыми делегациями к помощнику президента Илюшину, и тот жужжал Ельцину в уши об «оплошном выборе». Борис Николаевич считал это бурей в стакане воды и не реагировал: угрозой его власти пока даже не пахло. К тому же было заметно, что Брагин оберегал личный авторитет президента.
После октябрьских событий 93-го, когда началась избирательная кампания в Госдуму РФ, я приехал к Брагину в «Останкино», и мы поговорили о сложившейся ситуации. На политическом поле не осталось сколько-нибудь значимых противодействующих сил Ельцину: Кремль и Белый дом с правительством Черномырдина — Чубайса — Гайдара полностью в его руках, правоохранительная и судебная система — тоже. Если еще и в Думе партия «Демвыбор» Гайдара получит большинство, то образуется монолитная глыба, которая сразу придавит Россию.
Я сказал Брагину, что хотя и меня включили кандидатом от «Демвыбора», надо этому мешать всеми доступными способами. Он, на многое уже наглядевшись в команде Бориса Николаевича, согласился со мной. И при мне собрал у себя в кабинете руководителей общественно-политических программ, поделился с ними нашими опасениями. В интересах демократии нужно жестко, без приукрашиваний анализировать политику реформаторов, больше давать эфирного времени для знакомства избирателей с точкой зрения оппонентов. Телевизионщики поддержали идеи Брагина — им тоже осточертело тесниться на улице с односторонним движением. Но кто-то донес — как же без этого — в Кремль и правительство.
И закружилось: «Как начали все эти гады бегать, на вицмундиры осыпая перхоть, в носы табак спасительный суя». «Провокация!», «Подрывная работа!». И Ельцин выразил нам недовольство в достаточно резкой форме: волна могла подняться до подножия его власти. Он еще посмотрит, как «Останкино» проведет выборную кампанию! «Да так и проведем, как договорились», — проронил мне Брагин.
Я ему посоветовал тоже выставить свою кандидатуру для избрания в Госдуму: Ельцин окончательно стер со своего лица демократические белила, его власть будет опираться на грубую полицейскую силу и воров-олигархов. Вячеслав Иванович со своими принципами станет чужим на этом празднике сатанистов — его в любом случае уберут. Но он не поверил. Или не захотел верить. Решил остаться в телекомпании. И сразу же после выборов, на которых гайдаровская партия власти проиграла, Ельцин снял Брагина с работы.
А «Останкино» передал в руки Бориса Березовского. Хватит играть на выборах в демократию. Хватит рисковать, доверяя такое важное дело бескорыстным, а значит, неуправляемым людям. Вот олигархи, чтобы не быть раскулаченными, всегда обеспечат для власти нужные результаты.
И судьбу четвертого метрового канала президент решал с тех же позиций. Этот общеобразовательный канал принадлежал телекомпании «Останкино» — на нем шли просветительские программы. Для детей и молодежи. Мы с Брагиным нашли средства, чтобы оснастить канал новыми интересными передачами по истории России, культуре, литературе, экологическим проблемам. Но за «четверку» в 93-м развернулась борьба между кланами.
Александр Коржаков с Шамилем Тарпищевым вручили президенту записку с просьбой отдать канал им. Обещали показывать любимый Кремлем теннис и кое-что о спорте еще. На записке Ельцин начертал мне поручение (ФИЦ распоряжался частотами): отобрать у «Останкино» и передать просителям. Я приехал к нему в кабинет и сказал, что поручение выполнять отказываюсь. Зачем пускать под нож просветительские программы, если для качественных спортивных передач у нас достаточно времени на других каналах. Я уважал Александра Васильевича, но видел, что частота ему была нужна, как паровозу балалайка. И подозревал: кто-то из нуворишей хотел использовать близость Коржакова к Борису Николаевичу и получить метровый канал с хорошей сетью в свои олигархические лапищи.