Может быть, Хрущев перечеркнул сталинскую идею создания Чечено-Ингушской АО в Казахстане отчасти потому, что враждебным становился Китай? А на его границах полумиллионное население вайнахов легко могло превратиться в пятую колонну Поднебесья — со всеми вытекающими последствиями? Но Китай — не Турция, у него на все случаи жизни своих штыков предостаточно.
Так или иначе, а вайнахи вернулись на Северный Кавказ. Вернулись не как отбывавшие справедливое наказание за десятилетия грабежей, убийств, предательства Родины, пособничество ее врагам. Вернулись, с подачи Хрущева, как незаконно репрессированные центральной властью, как обиженные русским народом. Как жертвы, которым государство должно компенсировать их страдания в денежном эквиваленте.
Само решение о возвращении вайнахов — на первый взгляд, благоразумное — на самом деле было чисто популистским шагом, пропагандистской акцией для поднятия авторитета Никиты Сергеевича в глазах либералов. Власть поставила крест на интересах десятков тысяч русских, аварских, осетинских, лакских семей, которые в 1944 году по ее же призыву переехали в Чечено-Ингушетию на постоянное место жительства. Но теперь были вынуждены уматывать в спешном порядке. А что в перспективе?
Россия сама обрекла себя на вечную головную боль, вновь превращая вайнахскую территорию в очаг нестабильности, в бикфордов шнур. Эмиссары Турции и стран Ближнего Востока, подстрекаемые США, будут пытаться с помощью этого шнура запалить весь Кавказ, чтобы получить контроль над бассейном Каспийского моря. А точнее — над его природными ресурсами.
Подозреваю, что в такой трактовке проблемы кто-то может учуять запашок великодержавного шовинизма. Мол, а как же права многострадального вайнахского племени? В том-то и дело, что создание их автономной области было, на мой взгляд, в интересах и самих чеченцев и ингушей.
Быть постоянно в эпицентре геополитических схлесток держав за важный регион для них оказалось непосильной ношей. И для других рядом с ними — тоже. Русскоговорящее население Чечено-Ингушской АССР — русские, украинцы, белорусы, евреи — составляло в 1989 году 326,5 тысячи человек. А по переписи 2002 года — осталось 48 тысяч, на 278,5 тысячи меньше. Где они — убиты, бежали от произвола с котомками за плечами? Власть не дает ответа.
Да и самих вайнахов погибло в девяностые годы около 40 тысяч человек. Давно начался их Исход из Чечни. По некоторым данным, республику уже покинуло около 600 тысяч вайнахов — многие переехали жить в другие города России, подальше от Северного Кавказа. А многие вернулись в ставшие им родными Казахстан и Киргизию. Там сейчас такие большие диаспоры, что впору создавать автономную область.
А кто остался в Чечне? Те, кому не по карману переезды и две внушительные по численности группы мужчин. Одна из них бегает с автоматами по горам, называясь боевиками, а другая гоняется за ними с удостоверениями властных структур.
Потом они меняются местами.
А русские регионы снабжают их всем, что необходимо для жизни, — прежде всего продуктами питания. Ну и деньгами, разумеется. Чтобы бегали веселее.
Почему-то считается, что антирусская вакханалия в Чечне началась с приходом Дудаева. Нет, Дудаев и поднялся-то как раз на этой волне. Получив индульгенцию от хрущевской команды, горцы принялись за свое и стали выстраивать жизнь по антигуманным нормам адатов, от которых их отучил Казахстан. Антирусская пропаганда давно велась в Чечено-Ингушской АССР на официальном уровне.
Я многократно бывал в этой республике и наблюдал, как сами чиновники упорно поднимали градус ненависти вайнахов ко всем инородцам.
Жил там в 70-е годы мой хороший знакомый ингуш Осман Гадаборшев — заведовал отделом в республиканской газете «Грозненский рабочий». Как-то писал он дома статью, а дочка, ученица третьего класса, готовясь к урокам, читала «Родную речь» на нахском языке.
— Папа, — спросила она, — а зачем надо убивать русских?
— С чего ты это взяла? — возмутился отец. — Что за гадость у тебя в голове?
— В «Родной речи» написано, — ответила дочка и вслух прочитала: русские — свиньи, они наши враги. Когда ты вырастешь, научись убивать их при всяком удобном случае.
Гадаборшев не читал учебники на родном языке, а тут взял, полистал — и схватился за голову. Сплошные антирусские сентенции. Москва не контролировала издания на национальных языках, чем и пользовались башибузуки от просвещения.
Как правоверный коммунист Гадаборшев пошел с запиской в Чечено-Ингушский обком КПСС, где тогда, кстати, не последнюю должность занимал Доку Завгаев — будущий глава республики. Но обком не отреагировал на записку. И Осман направил письмо в ЦК КПСС.
Поднялся шум. В обкоме во след Гадаборшеву зло бросали: «Стукач!» А однажды он поздно вечером возвращался с работы домой и как только открыл калитку, ему выстрелили в спину из пистолета. Метили в сердце, но чуть занизили — пробили легкое.
Его едва вытянули с того света. Отдел пропаганды ЦК пристроил Османа в «Правду» (где тогда работал и я) — корреспондентом по Вологодской области. Подальше от Кавказа! Мы — его коллеги ездили в Вологду, чтобы помочь южному человеку освоиться в северных краях.
В 80-е годы чечено-ингушский официоз усилил героизацию личности абрека Зелимхана Гушмазукаева. Колхоз имени Зелимхана, улицы имени Зелимхана, фильмы и книги о нем — что-то вроде «Жития святого Зелимхана». Молодежь должна была ему подражать и следовать примеру героя.
Как гимн звучала по утрам кантата Гешаева:
Когда над горами сгущался туман
И был камнепад небывалый,
В Харачое родился абрек Зелимхан,
Гроза всей России немалой…
А чем он прославился, шастая по Кавказу еще в царское время? Вот некоторые его подвиги: застрелил начальника Грозненского округа Добровольского и начальника Веденского округа полковника Галаева, совершил налет на Грозненский вокзал, умыкнув из кассы 18 тысяч рублей, остановил со своей бандой пассажирский поезд и расстрелял 17 ехавших в нем русских офицеров с семьями. Особенно красочно расписывалось нападение отряда Зелимхана на Кизляр (позже Радуев повторит его «подвиг»), где он ограбил банк. Все это, естественно, выдавалось чеченскими пропагандистами за решительную борьбу с проклятым царизмом.
Со стороны Чечено-Ингушетия тогда не выглядела мятежным регионом. Но внутри стояла предгрозовая духота — русские семьи стали покидать республику.
В один из приездов в Грозный я не нашел на прежнем месте памятник генералу Ермолову — его задвинули в грязную нишу и обмотали колючей проволокой. Зато при въезде в ущелья стоял во всей красоте в гипсе и бронзе абрек Зелимхан — в бурке, папахе, держа под уздцы вороного коня.
А экономика автономной республики едва волочила ноги. Первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС прислали из Куйбышева Владимира Фотеева. Энергичный, умный человек, он был стреножен указанием Центра: «Нам не важны показатели — нам нужна тишина в республике».