После рождения Китти Мартин, прежде ярый противник вторжения науки в жизнь, рассуждавший о природе с тем священным трепетом, какой люди некогда испытывали по отношению к богу как к источнику одного только блага, сейчас стал бурно одобрять клонирование, детей из пробирки, исследования в области стволовых клеток, искусственную матку, генно-модифицированные продукты и прочее. Нет, нет, чем дальше от природы, тем лучше, пусть торжествуют разум и ухищрения науки. В голове у него мелькает мысль, что няня займет свободную комнату, стало быть, ребенок будет пока спать с ними, и потому оставь надежду на привычный нормальный секс со смехом, криками и беготней голышом по всему дому.
— При чем тут мой отец-швед, какое он имеет отношение к чему бы то ни было? — говорит Хетти.
Мартин объясняет, что у жены премьер-министра Швеции — она юрист на полной ставке — недавно возникли неприятности из-за того, что она наняла прислугу убирать в доме. Все сочли, что она уронила свое достоинство, унизила и своего мужа, и горничную. В Швеции все должны убирать за собой сами, так принято.
— Мы стремимся построить новый, справедливый мир — и вдруг нанимаем себе служанку? — говорит Мартин. — Где наши принципы?
Хетти едва сдерживает смех. Порой ей кажется, что он не к ней обращается, а к толпе, собравшейся на митинг, но ведь он хочет стать политическим деятелем, и потому она его прощает: пусть практикуется.
— Она не служанка, — решительно возражает Хетти. — Она о-пэр, помощница-иностранка. Или няня. Это уж как она сама предпочтет называться.
— Как ни назовись — не важно, все равно она будет выполнять за нас грязную работу только потому, что мы можем себе позволить нанять ее, а она вынуждена идти в услужение, иначе ей не прожить. Кто же она, как не служанка? Открой глаза, Хетти. Делай как тебе удобно, никто не возражает, но отдавай себе отчет в том, что ты делаешь.
— Вот теперь у нас как раз и появится в семье разумное и справедливое разделение труда, — высокомерно парирует Хетти, видя, что он на шутки не откликается.
— А ты подумала о последствиях, которые влечет за собой наем прислуги? — говорит Мартин. — Мы должны будем оформить ее официально, оплачивать ее медицинскую страховку, платить за нее налоги и так далее? От души надеюсь, что да.
— Если она будет работать не полный день и жить у нас, платить за нее страховку нам не придется, — объясняет Хетти. — Она будет считаться членом семьи. Я спрашивала Барб.
— Надеюсь, ты видела ее визу и убедилась, что у нее есть вид на жительство в Англии?
— Агнешке не нужна виза. Она ведь из Польши, — говорит Хетти. — А мы теперь все европейцы. Надо ее приветить, сделать все, чтобы она чувствовала себя как дома. Все будет замечательно.
Мартину смутно представляется простая деревенская девушка из отсталой страны, необразованная, но обученная матерью ловко справляться со всеми обязанностями по дому, которые испокон веков исполняют женщины. Хетти сможет и обучить, и просветить ее, и показать, как живут прогрессивно мыслящие люди.
— Я в этом не так уж уверен, — говорит Мартин. — Может быть, ей у нас не понравится, и она через несколько дней уйдет.
И за ним и за ней много поколений борцов за идеи, не сдающихся в схватке с самым яростным противником.
В 1897 году прапрапрапрадедушка Китти, музыкант, написал вместе с сексологом Хэвлоком Эллисом письмо архиепископу Кентерберийскому с требованием признать право женщин на свободную любовь. Вследствие чего он, естественно, потерял пост ректора Королевской академии музыки и вынужден был уехать в Сан-Франциско, но он с радостью принес эту жертву на алтарь зарождающегося феминизма и грядущего торжества гуманистических идей.
В тридцатые годы прапрадед Китти, известный писатель, посетил Советский Союз и потом рассказывал о социалистическом рае, где процветают все искусства. После этого левый марш нашего рода было уже не остановить, и уж конечно в первых рядах шла его женская половина.
Когда возникло движение за ядерное разоружение, прабабушка Китти, Ванда, прошла вместе со своими дочерьми Сьюзен, Сереной и Фрэнсис в знаменитом марше от Олдермастона до Лондона. В 1968 году второго мужа Серены, Джорджа, арестовали за участие в демонстрации против войны во Вьетнаме на Гроувенор-сквер. В семидесятых годах сыновья Серены Оливер и Кристофер надевали вязаные маски и кидали в стены анисовое драже, чтобы сбить со следа полицейских собак, хотя по какому поводу это все совершалось, я не помню. Серена и Джордж однажды приютили в своем доме на Колдикотт-сквер какого-то деятеля из движения против апартеида. Дети и внуки Сьюзен и сейчас время от времени участвуют в акциях протеста против войны в Ираке. Это у нас в крови. Даже Лалли подписывает письма, требующие запретить экспорт телят. Хетти вон ходила на демонстрацию против генно-модифицированных продуктов.
Там-то, надо полагать, толпа и столкнула ее с Мартином в переулке за зданием небоскреба. А мир при всем при том по-прежнему далек от совершенства, как тут не изумиться. Наверное, очень уж велики силы реакции, если на протяжении стольких поколений стойко выдерживают такой мощный натиск любви к ближнему и надежд на счастливое будущее.
Отец Китти совсем другой породы, он унаследовал от предков гены аккуратности, упорства, уверенности в своей правоте: нищие и обездоленные, эти люди пробиваются наверх и требуют для себя всех прав. Мартин, получивший образование благодаря щедрой заботе созданного ими государства, работает редактором в философско-культурологическом журнале “Деволюция”, который выходит раз в месяц. Журнал печатает статьи о методах достижения групповых целей, статистической оценке эффективности управления и контроле за состоянием окружающей среды. Мартин сейчас ощущает, что получил возможность изменить мир изнутри, больше ему нет необходимости ходить на демонстрации, пусть ходят те, кому неведома подоплека происходящих событий. И еще он убежден, что благодаря его усилиям счастливое будущее всех живущих на земле людей приближается.
Интересно, как сложится жизнь Китти? Если она уродилась в отца, ее в конце концов занесет в какую-нибудь общественную организацию, где она, надо полагать, станет добиваться улучшения условий труда шахтеров в асбестовых рудниках долины Лимпопо. Если верх возьмет материнская кровь и проявятся свойственные нашей линии таланты со своими неизменными спутниками — непредсказуемостью и особым даром вечно вляпываться в неприятности, то из нее получится музыкант, писательница, художник или даже драматург-авангардист.
Вам, может быть, показалось, что наследственность — моя навязчивая идея, но поверьте, я видела, как она проявляется на протяжении нескольких поколений. Мы вобрали в себя всех наших предков, и никуда от этого не деться.
Малышка Китти протягивает ко мне с улыбкой ручки и смотрит на меня генетически детерминированными глазками.
Мартин вдруг неведомо по какой причине приободряется, пробует имя няни на язык и чувствует, что оно ему нравится.