Лена проследила за рукой, показывающей на дверь палаты, за стеклом которой начала возникать высокая человеческая фигура.
– Уходи отсюда!
Слова барабанщицы болью отдались в Лениной голове.
Под кроватью завозился пришедший в себя Глебов, его макушка показалась из-под матраса.
– Ты чего?! – возмущенно зашептал он. Следующие слова застряли у него в горле.
– Он! – Статуя махнула рукой в сторону Глебова.
Дверь стала открываться. Кто стоял за ней, ребята рассмотреть не успели, потому что массивная барабанщица легко перемахнула через подоконник, пролетела через палату и врезалась в приоткрытую дверь. Посыпалась меловая крошка.
– Я не уйду! – прокатился крик по палате. – Ты меня не загонишь обратно!
Хлопнула дверь. Свет в коридоре погас. Девчонки зашевелились, заскрипели кровати.
– Кто тут? – спросонья спросила Гусева.
Глебов подпрыгнул, головой снизу боднул сетку кровати, скользя по пыли, забарахтался на полу. Наконец он выбрался на свободу, но не рассчитал свои силы и упал на соседнюю кровать, столкнувшись с Павловой. Увидев выскочившего на нее незнакомца, Катя завизжала. Глебов развернулся, махнул Ленке рукой и выпрыгнул в окно.
– Там кто-то есть! – зашлась в новом крике Павлова.
По коридору затопали шаги, в палате вспыхнул свет, вызвав всплеск визга и воплей.
В дверном проеме стояла Наташа.
– Ну, что у вас опять? – хмуро спросила вожатая.
– Здесь кто-то был, – еле слышно прошептала Павлова. – В окно выпрыгнул.
– Нет! – вскрикнула Лена.
Наташа перегнулась через подоконник, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Фонарь под окном тускло освещал площадку и разбегающиеся во все стороны дорожки. Прямо под фонарем стояли две барабанщицы.
Наташа тряхнула головой.
«Что за бред?»
Барабанщицы исчезли.
– Уходи!
Слова четко прозвучали в Лениной голове. Как завороженная, она поднялась с кровати, осторожно обогнула высунувшуюся из окна вожатую и пошла к выходу.
За окном раздался свист.
Вся палата ахнула. Это остановило Лену. Она вздрогнула, приходя в себя.
– Так, все легли, – приказала Наташа, оглядываясь.
Она плотно закрыла окно, задернула штору.
– Все, – уверенно произнесла она. – Спите. Больше никто к вам не придет.
Как только за ней захлопнулась дверь, Лена прыгнула на свою кровать, резко потянула на себя штору.
Ей показалось, что за окном кто-то есть.
Фонарь мигнул и погас.
В коридоре затопали шаги.
– Где он? – строго спросил голос Максима.
Наташа что-то ответила, и шаги затопали дальше. Щелкнул замок входной двери.
«Поймают!» – испуганно подумала Лена про Глебова.
– Кто это мог быть? – пробормотала Павлова, откидываясь на подушку. – Небось к Ленке кто-нибудь приходил.
– Чего это сразу ко мне? – насупилась Лена, забираясь под одеяло.
– К те-бе-е-е, к те-бе-е-е, – противным голосом проблеяла Катя. – Специально кровать у окна выбрала, чтобы гостей принимать.
Гусева хихикнула.
– Тихо здесь! – крикнул в дверь Максим. Наступила тишина.
Повозилась и затихла Павлова, захрапела Гусева, замерла Селюкова, довольная, что больше никто не зовет ее под окном. Лиза Токмакова долго ворочалась, вздыхала, но вскоре заснула и она.
Лене не спалось. Воспаленными глазами она смотрела на неподвижную штору, прислушиваясь к шорохам в коридоре.
Наверное, вожатые прошли по всем палатам и обнаружили, что Глебова нет. Теперь его ищут.
Лене стало жалко неказистого Ваську. Пострадает ни за что, еще и смеяться над ним будут. А вдруг его статуя поймала? Превратит в горниста – и все. Подругу себе сделала, сейчас за горниста примется.
«Узнать бы, вернулся Глебов или нет, – думала Лена, ворочаясь с боку на бок. – Или лучше окно приоткрыть, вдруг вожатые дверь заперли, он войти не может».
Лена замерла, напряженно прислушиваясь. Палата спала.
«Как быстро уснули… Странно».
Она поднялась, осторожно заглянула за штору. Фонарь так и не загорелся. Прямо в окне, прилипнув лицом к стеклу, стояла статуя. Белые руки она положила на подоконник. Сквозь мел лица стали проступать знакомые черты: невысокий лоб, густая челка, прикрывающая глаза, потрескавшиеся губы, короткий вздернутый нос.
– Глебов… – тихо ахнула Лена. – Это ты?
– А ты думала, барабанщица? – не разжимая губ, ответил Васька. – Я теперь один из них. Выходи, присоединяйся. Здесь хорошо. Тебе понравится.
– Как же так?
– Иди сюда.
Лена отшатнулась, задернула штору. Но было уже поздно, потому что раздался звон разбитого стекла, и сквозь окно к ней просунулась белая гипсовая рука. Она схватила Лену за горло и сдавила. Девочка забарахталась в смертельных тисках. Мир взорвался разноцветными брызгами. В глаза ударил яркий свет.
– Хорош дрыхнуть!
Лена дернулась и открыла глаза. Над ней стояла хмурая, невыспавшаяся Гусева. Одной рукой Маринка тормошила Лену за плечо, а другой распахивала пыльную штору. Ослепительный солнечный свет бил по глазам. Было душно. Ко всему этому у Ленки нестерпимо болела голова.
– Замерзла, что ли? – Гусева дернула на себя фрамугу. – Ну и кто к тебе ночью приходил? Колись.
– Барабанщица, – еле слышно прошептала Лена.
– Ага, – хохотнула Маринка, – и взвод горнистов. Я так и представляю, как эта статуя с постаментом прыгает через подоконник. – Маринка ехидно сощурилась. – Ты не придуривайся, а сознавайся – кто был?
– Никого не было, отстань!
Лена выбралась из-под одеяла. Ее взгляд упал на пол – он был усыпан меловой крошкой.
– Хватит врать! Выкладывай. – Гусева бесцеремонно плюхнулась на Ленину кровать.
– Отвали. – Лена попыталась отодвинуть от себя Марину, не получилось. – Ты храпишь, как бультерьер, я же молчу.
Девчонки захихикали.
– Подумаешь, – потупилась Маринка. – Это из-за насморка. Зато ко мне мальчики по ночам не бегают. Говори, кто это был.
– Не был, а была… Барабанщица это.
– Надоела ты, Ленка, со своими сказками. Как заезженная пластинка – барабанщица да барабанщица. Не можешь чего-нибудь получше придумать. Сказала бы, что Кубинов. Он симпатичный.
– Значит, Кубинову можно, а барабанщице нельзя?
– Дура, – вяло подвела итог Гусева, вставая. – Это же здорово, когда мальчики в окна залезают. Я бы радовалась, а ты злишься.