Братья Атриды идут по песку, который еще недавно был полем боя. Ахейцы подбирают своих раненых и стаскивают в кучи убитых. Скоро запылают погребальные костры.
— Это было легко, — говорит Менелай.
— Я не могу понять, почему Феб выступил против нас, — говорит Агамемнон. — Троянцы когда-то оскорбили его, не заплатив за работу.
— Пути богов неисповедимы.
— Все прорицатели сообщали мне, что боги на нашей стороне, — говорит Агамемнон. — Зевс обещал нам свою поддержку. Я не могу поверить, что Феб решил выступить против Громовержца.
— Люди говорят, что видели в наших рядах Афину.
— Хорошо, что они так говорят, — сообщает Агамемнон. — Плохо, что на самом деле ее не было. Мне не слишком нравится происходящее.
— Ахиллес обратил в бегство войско Гектора.
— Наконец-то мальчишка начинает оправдывать свою репутацию.
— Чужеземец снова проявил себя выше всяких похвал.
— Обратил в бегство Аполлона? Разве смертному такое под силу?
— Что ты хочешь сказать, брат? Что он из Дюжины Олимпа?
— Он не похож на бога, — говорит Агамемнон. — Да и кто готов бросить вызов любимому сыну Зевса? Арес? Я видел Ареса на полях сражений, это не он. Гефест — хромец, Гермес — не воин и никогда не решился бы на такое. Дионис?
— А старшие?
— Он не из старших, это точно, — говорит Агамемнон. — И я не думаю, что он из олимпийцев.
— Он принял две стрелы на щит, — говорит Менелай. — А от третьей увернулся. Кто может увернуться от Разящего? Аполлон — бог лучников. Не было случая, чтобы он промахнулся. До сегодняшнего дня не было.
— Даже Аполлон не помешает тому, чей путь благословлен самим Зевсом, — говорит Агамемнон, имея в виду самого себя. — А к чужеземцу надо присмотреться.
Полковник Трэвис
Я так и сидел бы на том валуне до самой ночи, если бы меня не нашел Лаэртид.
— Пошли, — сказал он. — В моем лагере есть шатер и для тебя. Думаю, вряд ли Пелид будет рад тебя видеть.
— Почему?
— Он ревнует.
— Забавно.
— Если тебя это позабавит, он также ревнует и меня. Мы отняли у него часть славы, Алекс.
— Я не помню, что совершал что-то славное.
— Ага. Он обратил в бегство троянцев, а ты — самого Аполлона. Теперь ему придется изрядно потрудиться, чтобы сравняться с тобой.
— Чушь.
Одиссей пожал плечами:
— Пойдем. Аргосцы разбивают лагерь неподалеку. Кто-то должен сообщить Диомеду, что война началась.
Я двигался на автомате, стараясь фиксировать внимание на том, чем занят в настоящий момент. Думать не хотелось. Хотелось плюнуть на всю эту бодягу и вернуться во Флориду, забиться в свое бунгало, курить сигары, купаться в соленой воде, не окрашенной кровью, пить коньяк и забыть существование амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя».
Вот мы бредем по лагерю ахейцев под аккомпанемент доносящихся со всех сторон стонов, вот мы снимаем доспехи и смываем кровь с наших тел в шатре Одиссея, вот, уже облаченные в чистые одежды, бредем через лагерь аргосцев, благо стонов тут не слышно, ибо гетайры опоздали к раздаче.
Клеад нерешительно топтался у огромного шатра ванакта Аргоса, явно не зная, что делать дальше. Очевидно, его хозяин не был в состоянии отдавать распоряжения.
— Ванакт там? — Одиссей указал на шатер.
— Нет, — сказал Клеад. — Ванакт на корабле. Я не решаюсь его будить.
— Как видишь, я тоже пророк, Алекс, — сказал Одиссей. — Я думаю, если мы не разбудим Тидида до окончания войны, он может на нас обидеться.
Клеад рассказал нам, что Диомед однажды выползал из каюты, когда первые корабли приставали к берегу, произнес короткую напутственную речь и завалился обратно. Похоже, что сделал он это на автопилоте, так и не проснувшись. Аргосцы разбили лагерь, развели костры для приготовления пищи и обустраивали быт, а их предводитель бессовестно продолжал дрыхнуть в своей каюте.
Мы поднялись на борт, разыскали каюту Диомеда и вылили на последнего ведро зачерпнутой за бортом воды.
— Души ваши в Тартар, — пробормотал Диомед, поворачиваясь на другой бок. — Шли бы вы отсюда, кем бы вы ни были.
— Я — Одиссей, — сказал Лаэртид. — Со мной Алекс, сын Виктора.
— Не врите. Сын Виктора плывет на корабле Ахилла, а моего друга сослали на противоположное крыло. Самозванцы. Клеад!
— Клеад на берегу, — сообщил Одиссей.
— На каком берегу? — осведомился Тидид.
— На троянском.
— В каком смысле?
— Мы приплыли, — сказал Одиссей.
— Куда?
— В Трою, — терпеливо сказал Одиссей.
— Зачем?
— Воевать.
— С кем?
— С троянцами.
— Вы шутите, надеюсь?
— Свое чувство юмора я оставил на Итаке.
— Чудесно. Троя взята?
— Пока нет.
— Так приходите, когда возьмете.
— А ты не хочешь поучаствовать в осаде?
— Нет, — исчерпывающе высказался Диомед и попытался захрапеть.
— Алекс, принеси еще воды.
— Легко, — сказал я, не двигаясь с места.
— Шутка в стиле козопасов, — сказал Диомед, но сел на своей постели. Выглядел он, как и положено, помятым и раздраженным. — Что я пропустил?
— Самую малость, — сказал Одиссей. — Сражение, которое длилось три часа. Мы захватили побережье. Пелид убил сотню троянцев. На стороне Илиона выступал сам Аполлон, но доблестный Алекс обратил его в бегство. Агамемнон закатывает пирушку по поводу победы. Ты тоже приглашен.
— У меня есть свои моральные устои, — сказал Диомед. — Я не пью с Атридами.
— Пожалуй, они единственные люди на земле, с которыми ты не пьешь.
— Чушь. Еще я не пью с троянцами.
— Потому что они тебя не приглашают.
— Может быть. — На известие об Аполлоне Диомед никак не среагировал. Очевидно, в те времена, точнее в эти времена, было принято, что боги повсеместно вмешиваются в разборки смертных. — Боюсь, прежде чем они додумаются пригласить меня на попойку, мы их всех убьем.
— Все может быть. — сказал Одиссей. — Пошли на берег, Тидид, твои слуги уже наверняка приготовили еду.
— Еду? Ты шутишь, друг. Лично меня мучит не голод, а жажда.
Реалити-шоу «Троя»
Троя. Вечер после высадки ахейского войска