– Старик, – сказал я через плечо Закоеву, – а сколько стоит построить Киев или Донецк?
– Надо посчитать, – ответил он. – Но сейчас некогда. У тебя осталось сорок секунд. Набираю Сафонова?
– Набирай.
Он снова набрал свой дагестанский канал связи, и после второго гудка голос Сафонова отозвался:
– Да. Это ты, Антон?
– Это мы, Илья Валерьевич.
– Куда мы переводим деньги?
– Yes! – беззвучно выдохнул Акимов и сделал кулаком победный мужской жест в небо.
– «Пальма-банк», – сказал я. – Расчетный счет компании «Тимур-фильм». Какая будет общая цифра?
– Сорок восемь, – принужденно ответил Сафонов и сам дал отбой.
– Ни хрена себе! – восхитился Акимов.
– Наших там двадцать четыре, – сказал я и повернулся к Закоеву. – Теперь ты вспомнил, на какие деньги купил тогда эти поля колхоза имени «Четвертой пятилетки»?
– Подожди, – ответил Тимур. – Сказать – это одно, а перевести такие бабки – совсем другое. Пусть эти деньги сначала поступят на счет…
Но тут сам по себе включился огромный настенный экран, и юная копия Лейлы Казбековны, двадцать лет назад бывшей главным бухгалтером «Тимур-фильма», растерянно сказала:
– Дядя Тимур, у нас на счету появились какие-то сорок восемь миллионов…
– Ура! – сказал Акимов. – Во как их припекло!
– Что с ними делать? – хлопала ресницами девушка.
– Это моя племянница Анжела, – объяснил нам Тимур. – Но мне не нравится этот Сафонов. Очень крутой. Нужно наши деньги убрать от него подальше. – И повернулся к Анжеле: – Срочно перебрось половину в другой банк! Немедленно!
– Но вы знаете дату трансфера? – спросила Анжела. – Это две тыщи четырнадцатый год!
– Неважно! Делай, что я сказал!
– Задним числом? А если у меня не примут…
– Делай! – приказал Тимур.
Богатые люди, особенно олигархи, очень не любят вспоминать и, тем паче, благодарить тех, кто помог им стать на ноги. Закоев был таким же, как все, но с кавказской склонностью шикануть.
– Антон! – воскликнул он, как только Анжела отключилась. – Ты гений! Такие бабки! Надо отметить! – И стал один за другим открывать ящики своего письменного стола в поисках, как я понимаю, какого-нибудь дорогого сувенира. А не найдя ничего, просто снял с руки свои часы I-watch-Antic, сделанные под «Командирские» капитанов подводного флота периода Первой холодной войны. И протянул мне: – Держи!
– Да не надо… – отмахнулся я.
– Держи, я сказал! – И он сам надел их мне на руку, а затем нажал на столе кнопку видео-селектора: – Мой «Бентли» на крышу. Мы летим в «Купол»!
– Какой еще купол? – спросил Акимов.
– Вы увидите. «Купол» – это восьмое чудо света, – сообщил Закоев. – Маша, проснись!
Маша открыла глаза:
– А?
– Она устала, – сказал Акимов.
– Еще бы! – усмехнулся Тимур. – Вытащить из прошлого двух таких бугаев! Маш, а почему ты летала за ними одна? Где Алена Зотова?
Маша кивнула на меня:
– Потому что они расстались.
– Как это? – изумился он. – Еще фильм не начали снимать, а сценарист уже расстался с актрисой? Так не бывает!
– Сейчас в лоб получишь, – предупредил я.
Но он продолжал веселиться:
– От покойника?
– Тимур Харибович, – сообщила секретарша по селектору, – ваш «Бентли» на крыше.
Закоев нажал какую-то кнопку на своем столе, в тот же миг с нежным мелодичным звуком в потолке образовался проем, и в кабинет спустилась стеклянная кабина лифта.
– Прошу, – показал Закоев на ее открытую дверь.
И с тем же мелодичным звуком эта кабина вознесла нас на крышу, где стояла большая каплевидная капсула из золотистого пластика. Ее дверь была гостеприимно откинута вверх, как крыло у взлетающей птицы, а внутри был демонстративно архаический салон «Бентли» 1920 года – мягкие замшевые сиденья бежевого цвета, натуральное дерево подлокотников и мини-бара. Такие автомобильные салоны обожает Вуди Аллен, когда снимает фильмы в стиле ретро вроде «Магия лунного света».
Мы уселись в уютные кресла, причем Закоев и Маша сели на переднее сиденье, но лицом к нам, а не вперед.
– Маршрут – третий «Купол»! – куда-то вверх произнес Закоев, и в тот же миг откинутая дверца плавно опустилась, раздался мелодичный «тцынь» полной герметизации капсулы, и «Бентли» стал беззвучно воспарять вертикально вверх.
Я вспомнил рыжего Гольдмана с его идеей левитатора на лазерной подушке…
– Может, ты все же позвонишь Алене Зотовой? – спросил Закоев у Маши.
После того как я только что подарил ему как минимум двадцать миллионов долларов, он, я думаю, понимал, что только часы – пусть даже модные I-watch-Antic – еще не компенсируют его хамство относительно моей смерти три года назад и могилы на Луне.
– Я уже трижды звонила, у нее выключен телефон, – сказала Маша.
– Но она знает, что Антон здесь? – спросил Акимов.
– Она знает, что я за вами полетела, – ответила Маша и повернулась ко мне: – Между прочим, на ее деньги. Мой папа мне таких денег не дал.
– Вот засранец! – сказал Акимов.
Дима Климов, отец Маши, владелец сети экстремальных курортов от Арктики до Антарктики, двадцать лет назад был простым барменом в кафе «Софит» на «Мосфильме» и нашим хорошим приятелем. Серега Акимов постоянно заряжался у него спиртным даже в долг, который я непременно возвращал. Но большие деньги портят людей и будут портить даже в Будущем.
– Сколько стоило твое путешествие? – спросил я у Маши, понимая, что должен вернуть ей эти деньги.
– Неважно… – Она отвернулась к прозрачной стенке левитатора, который уже перешел в горизонтальный полет в воздушном коридоре на высоте порядка тысячи метров над землей.
К моему удивлению, мы и соседние левитаторы летели не спеша, то есть не больше ста двадцати километров в час. Внизу медленно проплывали золоченые купола храмов Сергиева Посада, и какая-то заводская труба белым паром парила вертикально вверх.
– Я могу посчитать, – вместо Маши ответил Закоев. – Одна путевка туда и три оттуда – сорок тысяч зелеными.
– Отдашь ей из моего гонорара, – сказал я ему.
Он сделал удивленные глаза:
– Какого гонорара?
– А ты забыл? За сценарий «Их было восемь». Мы же договорились – половину ты передаешь мне в две тысячи четырнадцатый год, а половина ждет моего сына здесь, в две тысячи тридцать четвертом.
– Так вы же всё получили! Ты – там, а твой сын здесь.