Жан-Жак снова шагал по ночным улицам. Временами красота Парижа на миг представала ему во всей очевидности и простоте, и он радовался таким мгновениям. Наверно, к этому и надо стремиться, чтобы достичь безмятежной ясности, – к проблескам красоты в простых предложениях жизни. Он гулял до рассвета. И в конце концов все же решил вернуться в гостиницу к Соне. Она спала. Простыня сбилась у нее под плечами неподвижной волной на белом песке. Жан-Жак присел на край кровати и провел рукой над спиной Сони, над самой спиной, но не касаясь ее. В голове наконец стало пусто. Да, она красива, вот и все. Ее красота утомляла, и он уснул.
V
Раньше Клер часто уставала по вечерам, а теперь у нее хватало сил на бессонные ночи. Она проводила у Игоря уже не первый вечер. Они пили вино, болтали о пустяках, рассуждали о важных вещах. Он спросил, как здоровье ее матери.
– Знаешь, с ней все очень сложно… Мы думали, у нее рецидив, но, кажется, обошлось… вроде бы она получше… но ведет себя очень странно.
– Как она относится к тому, что ты ушла от мужа?
– Когда как. Видишь ли, с ней всегда было непросто. иногда мне хочется превратить ее в чучело, как в “Психо”!
Игорь расхохотался и немедленно рассказал несколько историй про то, как фильм Хичкока выходил в прокат во Франции. С киноманами вечно так, стоит упомянуть при них какой-нибудь фильм, как они тут же нагромоздят теорий. Но обычно рассказы Игоря казались Клер увлекательными; он умел очень живо говорить о самых абстрактных вещах. Иногда она отключалась и просто растроганно смотрела на него. Главным образом на губы: это было в высшей степени эротичное зрелище.
То, что мы уже знаем об Игоре, никак не позволяет предположить того, что мы сейчас узнаем об Игоре. Мы всячески подчеркивали его невероятную робость, а потому в особо бойких умах наверняка зародилась мысль, что он наверняка был девственником. Данная гипотеза не просто неверна: как ни удивительно, Игорь обладал весьма богатым сексуальным опытом. Чтобы понять, почему так вышло, нужно напомнить, что Игорь был русский. А раз ты русский, ты ходишь в русскую общину. А в русской общине множество молоденьких девиц, разной степени красоты, но равной степени отзывчивости, – девиц, которых Игорь знал с детства, с которыми вместе вырос и вступил в возраст чувственных открытий. По случаю свадеб и религиозных праздников все нередко собирались в прекрасных усадьбах, где большие деревья вполне способны скрыть размах желаний. Игорь, до ужаса робкий, почти не играл с мальчиками; подростком он обычно сидел подле отца за столом с белой скатертью, уставившись в белую скатерть, мечтая превратиться в белую скатерть. Некоторые девочки подходили к нему и звали прогуляться – по дружбе, чтобы не бросать его одного; он соглашался. Любоваться пейзажами на прогулке он не мог, потому что смотрел себе под ноги. Колыхания белых платьев, естественно, наводили на него страх. Но девочки по большей части не обращали на него внимания. До того самого дня, когда одна из них, по имени Нина, предложила поиграть в более чувственную игру. Пусть все по очереди поцелуют Игоря, а он потом скажет, кто целуется лучше всех. Красный как рак, Игорь не успел отказаться. Он превратился в предмет, в добычу русских девичьих языков. Не пошевелив и пальцем, он осуществил мечту многих мужчин. Конечно, оценивать что бы то ни было он был не в состоянии; языки мешались и сплетались друг с другом. Зато все девочки пришли в восторг и в один голос заявили, что у Игоря очень вкусные губы. Он и не подозревал, что у его губ эротический вкус. Вернее сказать, эротический потенциал.
К величайшему его удовольствию, игра длилась не один год. И к тому времени, как девочки выросли, большинство из них хотя бы раз переспали с Игорем. Ему представилась возможность обогатиться весьма ценными познаниями. Он сделался живым парадоксом: стеснительный мужчина с огромным опытом общения с женщинами. Но это странное приключение имело кое-какие не слишком радостные последствия. Первое состояло в том, что из-за вереницы женщин, сменявших друг друга у него во рту, а затем и в постели, он так и не узнал, что такое настоящее чувство. И в этом смысле до встречи с Клер оставался девственником. Вторым подводным камнем стало то обстоятельство, что некоторые девицы малопривлекательной наружности тоже не упускали свой шанс. Не в сексуальном плане (он вполне успешно отбивался от отдельных опасных атак), но в череде языков. Распознать источник губ в бешеном круговороте зачастую было нелегко; к тому же ему говорили, что это конкурс, а значит, участвовать могут все. А потому – и это последнее, что нужно знать про Игоря, – при всем своем чувственном опыте опыт бесчувственности он тоже накопил немалый. Иначе говоря – да, Игорю приходилось целоваться с усатыми девушками.
Все слова, сказанные ими до сих пор, были только дорогой, ведущей к губам. Их головы сблизились, тихо, еще неуверенно, потом увереннее, и они поцеловались. Клер долгие месяцы мечтала о такой ситуации. Встретить незнакомца, позволить обольстить себя в кафе, вспоминать старые фильмы, целоваться как подростки – все это было частью мечты, которую она более или менее ясно сформулировала для себя, пока задыхалась в рутине. Они узнавали друг друга без всякой игры, в чистой простоте простого желания. Время от времени Игорь закрывал глаза, словно тренировался представлять себе потом тело Клер; готовился хранить его в памяти, на случай фантазмов и дождливых дней. У Клер на миг включились сразу все воспоминания чувственного прошлого. Она подумала о прежних возлюбленных, в ней зазвучали отголоски удовольствия. В семнадцать лет она спала с пианистом, чуть старше нее. Он играл на рояле на ее теле и любил повторять: – Твое тело издает самый звучный звук – звук тишины.
То было одно из первых ощущений счастья, конечно, наивного, но реального. Она вспоминала его, и память воскрешала ее собственные связи с эротикой. От погружения в прошлое все ее тело внезапно пробудилось. Вся ее женская жизнь вдруг разом вышла на передний план; груди и бедра, колени и губы, щиколотки и плечи, спина и затылок вновь превратились в актеров и вернулись на подмостки.
VI
После ночных блужданий Жан-Жак проснулся другим человеком. Человеком, который осознал размеры катастрофы. Всю неделю он жил в чужой шкуре, ломал комедию перед Сабиной и слишком много времени проводил с Соней. Последние кадры “Неба над Берлином” обозначили возвращение Клер на авансцену его сознания. Пора брать дело в свои руки. После обеда срочный звонок господина Осикими заставил его поспешно покинуть кабинет. Он кинулся к Сабине. И когда та открыла дверь, шагнул к ней вплотную, так что она даже попятилась: – Где Клер? Говори, где она? Так больше продолжаться не может!
– Но я не знаю…
– Нет, знаешь!
– Нет, Жан-Жак. Честное слово…
– А случись что с Луизой, что ты будешь делать? И не говори, что не знаешь, где она.
– Да нет же… Она телефон оставила… мобильный. Ну ты понимаешь, чтобы всегда быть на связи.
Жан-Жак отступился. Потом взял свой телефон и позвонил Клер. Она, конечно, не ответила. Он знал, что это бесполезно. Первый раз в жизни он не мог с ней поговорить, когда хотелось. Это было мучительно до ужаса. От одной мысли, что больше он ее не увидит, пробирал озноб.