– Ты красивая, – Жан-Жак сделал еще одну попытку.
– Спасибо, ты очень мил.
– А на том фото, не знаю, помнишь ли ты, ты еще не хотела, чтобы я тебя снимал, говорила, что уродина… Так вот, ты очень красивая на том фото.
– Это было так давно.
Вскоре после того дня рождения Арман и Беатрис переехали в Мадрид. Кто же откажется от Испании. В первое время слали весточки, несколько раз звонили, обещали вместе поехать в отпуск, а потом – все. С год назад Беатрис позвонила и сказала, что вернулась в Париж. Одна. Жан-Жак в ответ промолчал.
– Что будем делать? – спросила Клер.
– А чего ты хочешь?
– Я хочу быть с дочерью.
– Так возвращайся, все очень просто.
– Нет, не просто. Нельзя же, просто так.
Они не знали, куда девать руки. Жан-Жак хотел было потрепать Клер по спине, но об этом нельзя было даже помыслить. Каждый миллиметр расстояния между ними был неприступной скалой. Два смятения на ножках. Вернуться к нормальной жизни в таких обстоятельствах казалось невозможным. Они совсем чужие, им ничего не остается, как расстаться. Они холодно договорились, что Луиза будет жить с каждым из них по очереди. А чтобы не возить ее взад-вперед в разгар учебного года, они будут сменять друг друга в квартире. Неделю Клер, неделю Жан-Жак. А другой родитель на эту неделю переберется в гостиницу на авеню Жюно.
Они нашли компромисс. Клер объяснила ситуацию Луизе и уехала к себе в отель. Жан-Жак до конца недели оставался дома. Выйдя на улицу, она разрыдалась. Двумя часами раньше, поднимаясь по лестнице, она представляла себе многое; но только не это. “Что-то сломалось”, – твердила она. Жан-Жак дождался, пока Луиза ляжет спать, и тоже заплакал. Он прекрасно понимал, что их договоренность была преддверием развода.
II
Задыхаясь в семейных узах, оба они мечтали о вечерах не по расписанию, о ночных прогулках, о высшей свободе, когда не надо смотреть на часы. Мечтали оторваться от времени другого. Им казалось, что главное преимущество холостяцкой жизни – легкость. Теперь они были почти холостяками, но никакой легкости не наблюдалось. Недели без Луизы были неделями, выпавшими из жизни. И Жан-Жак, и Клер свободными вечерами обычно сидели в гостинице. Поглядывали одним глазом в телевизор с отключенным звуком. После полуночи мельтешащие картинки замедляли бег. Каждый засыпал на своей половине кровати. Засыпал, если можно так выразиться, с отсутствием другого.
Клер вышла на работу; все казалось ей бесцветным и пресным; она чувствовала себя оторванной от земли, почти как самолеты. И решила заняться благотворительностью. Будет волонтером, станет в свободное время раздавать бесплатные обеды в столовых для неимущих. Будет приходить туда через воскресенье и по вечерам на неделе. Ей объяснили, что самое главное – улыбаться. Делиться человеческим теплом. Она взялась за дело с огромной энергией. Она тоже черпала тепло в этих людях, оказавшихся на обочине общества. Такой эмоциональный обмен. Подступала зима, скоро начнутся холода. В головах у людей все перевернулось: после лета 2003 года все боялись зноя и думали только о жарких месяцах. Привычное могущество зимы отошло на второй план. Холод сплачивал обездоленных, сбивал их в уличные стайки. Клер с волнением ощущала свое родство с теми, кто приходил поесть. Человеческая уязвимость разъедает любые границы; даже бедность больше не была уделом избранных.
Хрупкая молодая женщина, казалось, не находила себе места, бродила туда-сюда по столовой. И внезапно направилась к Клер. Приблизилась, не говоря ни слова, и Клер налила ей миску супа.
Та отошла, безмолвно удалилась в безмолвие.
Через два дня Клер увидела снова эту девушку и узнала ее. Она выглядела такой же робкой, но все же поздоровалась:
– Добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Меня зовут Клеманс.
Клер не в первый раз с кем-то знакомилась, но сейчас она удивилась. Казалось, девушка совершает над собой нечеловеческое усилие. Клер ответила, что ее зовут Клер. Разговор вышел короткий и сразу увяз в смущении, скрытом за двумя улыбками. Вечером Клер пожалела, что не продолжила его, не сумела завязать отношения. Она вела себя смешно и глупо. Клеманс, наверно, пришлось очень напрягаться, чтобы выдавить из себя эти слова. По счастью, Клер уже назавтра представилась возможность наверстать упущенное. Обе были немногословны, но разговор состоялся. Спустя еще несколько дней уже можно было говорить о начатках известного взаимопонимания.
Она рассказала об этой сцене Сабине. В последнее время они виделись нечасто, Сабина с головой ушла во всепоглощающую любовь. Поначалу она боялась сказать подруге, что мужчиной ее жизни был Эдуард. Узнав об этом, Клер расхохоталась. Чего же тут стесняться? Верно говорят, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Она от души порадовалась за Сабину, но у той эйфория разгорающейся страсти отбила чуткость и такт. Ее совершенно не интересовали трудности, которые переживала Клер; она только кивала машинально, когда та рассказывала ей о столовых для бедняков. Собственное счастье заткнуло ей уши. Клер не обижалась; как хорошо, что у той наконец-то блестят глаза. Все до поры до времени, думала она, все тускнеет и изнашивается. Отчасти она была права. Все до поры до времени, но по разным причинам. Через несколько месяцев Эдуард и Сабина умрут.
Однажды вечером, после пары дежурных фраз, Клеманс вдруг сказала:
– Клер… У меня к вам просьба… Немножко странная…
– …
– Совсем не то, что вы думаете… Лучше я вам все объясню… Не могли бы мы выпить кофе, когда вы освободитесь?
Клер ее предложение смутило. Конечно, надо было просто сказать “да”, спору нет, но она не знала, как это понимать. Ответила, что подумает, и пошла спросить совета у опытной волонтерки. Никаких правил на сей счет не существовало, каждый волен был поступать по своему усмотрению. Клер почувствовала себя виноватой: как она может в чем-то отказать Клеманс? Нельзя же расточать человеку улыбки, а потом отказаться даже выслушать его просьбу. Она согласилась. Клеманс подождет ее в кафе. Чего она хочет? А вдруг она попросит денег, тогда что делать? Отправляясь на встречу, она не знала, как себя вести. Клеманс поднялась ей навстречу:
– Спасибо, что пришли.
– Не за что.
– Знаете, мне так неловко… Я… Вы всегда такая… В общем…
– Успокойтесь, я вас слушаю… Если смогу, я вам помогу.
Клеманс слегка заикалась; ее голос словно ехал на метро. Клер слушала и приходила к мысли, что ее неуверенность, ее страх перед сложностями просто смешны. В том, что рассказывала Клеманс, не было ничего безнадежного. Да, ей плохо удавалось сводить концы с концами, но она больше не стеснялась приходить пообедать бесплатно, когда можно. Она в двух словах описала свою жизнь, просто чтобы поскорее подвести к своей просьбе. Упомянула любовную связь и разрыв, очень болезненный. Из-за него-то она и стала такой ранимой. После той истории ей было трудно вернуться к нормальной жизни; она отстала в учебе, почувствовала себя неполноценной. Но прошло два года, и сейчас дела постепенно идут на лад; она учится на курсах, потом сможет найти работу. Несмотря на все трудности, она казалась очень рассудительной и полной жизненной энергии. Убежденной, что черная полоса в ее жизни подходит к концу. И тут наконец она перешла к делу, о котором хотела попросить Клер.