В Тридесятом царстве, как и в России, дорог в наличии не было. Имели место только направления, по которым можно проехать.
– Славная повозка, – подал сзади голос Илья Муромец. – Большая, быстрая, удобная. Только небогатырская она какая-то. Слишком комфортно. Седло задницу не натирает, ветер в лицо не бьет, вода за шиворот не капает.
Вообще-то стараниями его младшего товарища ветер в лицо очень даже бил, но я промолчал. О чем мне с этим ископаемым разговаривать? Может, он вообще бредит.
– Помню, – без всякого перехода заявил Муромец, – бился я на Клязьме с полчищами хазар. Или это печенеги были? Неважно. Долго мы бились, и вот… О чем это я?
Я опять промолчал.
Деревушка оказалась совсем небольшой, домов пять. Но встретили нас приветливо. Богатырей здесь уважали, и я могу это понять. Попробуй такого не уважь.
Помятую троицу мы сбагрили в самую богатую на вид избу, а сами остановились в домике, находящемся на краю селения. Хозяин попотчевал нас чем Бог послал. В тот день Бог послал ему гречневую кашу, свежий хлеб и похлебку из баранины, после чего сослался на неотложные дела и удалился. Гэндальф снова стрельнул у меня сигарету.
– Ты не представляешь, – пожаловался он, – как сложно обходиться без курева. У них тут, между прочим, приличного табаку не найти. Да и вообще никакого не найти.
– Так Америку еще не открыли, – сказал я.
– И то верно, – согласился Гэндальф. – Двину-ка я после всего этого в Италию, Колумба искать. Помогу, так сказать, чем могу, и с ним поплыву. Хоть с индейцами накурюсь вдоволь.
– Ага. Накуришься, Древний Старец. И как тебя индейцы называть будут? Винниту, сын Инчучуны?
– Не, надо какое-нибудь более звучное имя подобрать. Как насчет Кецалькоатля?
Утром богатыри выползли попрощаться. Проводить нас, так сказать, на ратный подвиг.
– Удачи тебе, браток, – сказал Муромец, опуская свою могучую длань на мое плечо.
– И вам не хворать, – пожелал я.
Богатыри по очереди пожали мне руку, в пояс поклонились Гэндальфу, так как обычное рукопожатие могло быть расценено Древним Старцем как проявление фамильярности, а какие-то основы такта и уважения чужого возраста у богатырей все же имелись.
Потом Гэндальф стал рассказывать богатырям о том, как именно им следует лечиться, они кивали и старались запомнить. У них даже губы от усилия шевелились и морщины на лбу образовывались. Оставив их за этим занятием, я попытался тихонечко сесть за руль, дабы избежать официальной церемонии прощания, но не тут-то было.
– Постой, – сказал Гэндальф, как только я занес ногу над порогом.
– Чего еще? Забыли чего-то?
– Забыли, – укорил Гэндальф. – Давай сюда ларец.
– Какой ларец? – не сообразил я. Я вообще с утра не очень хорошо соображаю.
– Со смертью Кащеевой, – сказал Гэндальф.
– Зачем? – резонно осведомился я.
– Сергей, – рассудительно сказал Муромец. – Ты сам подумай, там внутри что? Заяц. Потом утка. Потом яйцо, и только в яйце – игла, на кончике которой Кащеева смерть. Ты что, хочешь со всей этой живностью под носом у Кащея канителиться?
– И то верно, – согласился я. – С иглой как-то сподручнее, чем с зайцем.
После чего ларец был извлечен из багажника и поставлен на капот.
Ларец был тяжелым, гораздо тяжелее, чем суммарный вес среднестатистического ларца, внутри которого находятся заяц и утка. Он был раскрашен под хохлому и выглядел как образец отсутствия всякого вкуса. Если бы мне пришлось мириться с необходимостью держать свою смерть вне пределов досягаемости своих врагов, я использовал бы нечто более стильное.
Но фоне яркого пятна разукрашенный теми же цветами замок был практически незаметен. Тем не менее он был, и был он очень мощен.
– Задачка, – сказал Муромец. – Ключа-то у нас нет.
Проблема богатырей – узкое мышление. Не могут они мыслить шире поставленной задачи.. Есть замок, значит, должен быть ключ. А о таком инструменте, как монтировка, они никогда не слышали.
Монтировка – вещь полезная, и иметь ее в машине просто необходимо, даже если машина твоя и не ломается, а если и ломается, то сам ты ее не чинишь. Монтировка – многофункциональный инструмент, который можно использовать для самых разных целей. Например, вскрыть с ее помощью сундук, в котором находится Кащеева смерть.
Пять минут работы – и замок сдался под моим напором. Дужка сделала «дзинь» и перестала выполнять свою прямую обязанность. Я вытащил остатки запорного устройства из петель и швырнул замок в сторону.
– Крышку подымай, – сказал Муромец.
– Может быть, ты? – спросил я Пыльного.
– Нет, – сказал он. – Ты ларец добыл, тебе и зайца в руки.
Крышка оказалась тяжелой, вдобавок ей не пользовались, наверное, лет триста и она намертво приржавела к стенкам. Тем не менее напрягая свою рельефную мускулатуру, мне удалось ее открыть и…
Заяц, умудрившийся просидеть триста лет в сундуке и при этом не сдохший от голода, тоски по вольным просторам и недостатка кислорода, просто обязан был преподнести еще один сюрприз. Он ломанулся на волю, серой молнией просвистев у меня под рукой, избежал попыток богатырей схватить его и понесся по полю в сторону холмов.
– Да, – философски потянул Муромец. – Хрен ты его теперь поймаешь.
– Гэндальф, – сказал я. – Преврати его в камень, что ли.
– Ага, и как ты из каменного зайца будешь утку выковыривать?
– Кувалдой.
– А если она тоже окаменела? Вместе с яйцом? Кащея раньше времени убивать нельзя.
– Почему? – спросил я.
– Потому что, потеряв властелина, слуги его придут в ярость и Василису убьют. А нас не будет рядом, чтобы этому воспрепятствовать.
– Разумно, – согласился я.
– Он уходит! – крикнул Добрыня Никитич. – Мы теряем его!
Заяц был уже на полпути к ближайшему холму. Стоит ему перевалить через вершину, только его и видели.
– Лук бы мне, – простонал Леха. – Я б его стрелой снял.
Я вытащил пистолет.
– Смотри, чтобы как с кладенцом не получилось, – предупредил Гэндальф.
– Не говори под руку.
Я мысленно поблагодарил Муромца за мудрое слово и прицелился.
До зайца было уже метров двести. Он серым пятном (скакал на фоне зеленой травы. Трудный выстрел. Из пистолета, да с такого расстояния, да по движущейся мишени… Но на формирование заклинания уйдет гораздо больше времени, а готового у меня под рукой нет.
Первая пуля просвистела у косого над головой, потому он пригнул уши и поскакал еще быстрее. Я зажмурил левый глаз.