Он только что получил еще один ключ к тайне Анне, и очень важный ключ.
Теперь герцог, как и его сестра, почти не сомневался в том, что мать Анны была русской.
Он вспомнил о своей поездке в Санкт-Петербург пять лет назад. Женщины, которых он видел на приемах в Зимнем дворце, отличались такой же необыкновенной красотой, как и Анна, и у них были такие же огромные загадочные глаза, как у нее.
В то же время Анна не была полностью похожа на русскую — потому, очевидно, что ее отец был англичанином.
Наверняка именно слиянию русской и английской крови Анна обязана своей удивительной, неповторимой внешностью.
Герцог дождался, когда Анна покончит со своей порцией икры — она быстро ела ее вилкой, отказавшись от горячего тоста, который подали к деликатесу.
— Хочешь еще? — спросил герцог.
Анна нерешительно посмотрела на него.
— Будет очень нескромно, если я скажу «да»?
— Мне будет приятно доставить тебе удовольствие, — улыбнулся герцог. — Я рад, что ты любишь икру. Я ее тоже люблю. Уверен, таких деликатесов вам в монастыре не давали. — Думаю, там никто из монахинь об икре даже и не слышал. За исключением матушки настоятельницы, конечно.
— Меня удивило, что ты еще ребенком полюбила икру, — заметил герцог, полагая, что делает очень тонкий и хитрый заход. — Как правило, большинство детей находят икру противной и скользкой.
Анна ничего не ответила.
Она просто смотрела на танцоров, а потом сказала:
— Думаю, матушка настоятельница пришла бы в ужас, увидев, как джентльмены хватают леди руками за талию.
— Матушки настоятельницы здесь нет. Анна, — откликнулся герцог. — Между прочим, мы, кажется, договорились быть честными друг перед другом, а ты уклоняешься от ответа на мои вопросы.
Анна посмотрела на него, а затем проговорила, запинаясь:
— Прошу… не сердись… но есть вещи, о которых я не могу говорить.
— Почему?
— Потому что дала слово.
— Кому?
— Это еще один вопрос, на который я не имею права отвечать.
— Я понимаю, дав слово, ты обязана его держать. Перед всеми, за исключением одного человека.
— И кто этот человек?
— Твой муж. Ты должна понять, что венчание сделало нас с тобой «плотью единой», как сказано в Библии, то есть теперь ты — это я, а я — это ты, и у нас не может быть тайн друг от друга.
Немного помолчав, Анна спросила.
— Ты… уверен, что все так строго?
— Я понимаю таинство венчания именно так. Уверен, если ты спросишь своего духовника, он ответит то же самое.
— Я думаю, тебе следует объяснить мне все, что должны делать муж и жена. В монастыре об этом разговоров, сам понимаешь, не ведут, поскольку ни у монахинь, ни у послушниц мужей нет.
— Да, но теперь ты замужем, и я, разумеется, объясню тебе, в чем состоят права и обязанности мужа и что должна или не должна делать его супруга.
Анна смотрела в это время в сторону, на танцоров, но тем не менее внимательно слушала, что говорит ей герцог.
Но он замолчал, вновь подумав о том, что еще не настало, пожалуй, время для таких разговоров. Поскольку, несмотря на свое неведение во многих вещах, Анна обладала острым и пытливым умом, очень сложно было объяснять ей прописные истины, не затрагивая множества тем, которые еще ожидают их, чтобы открыть перед Анной новые горизонты и грани жизни, о существовании которых она пока и не подозревает.
Ворон подумал о том, что это занятие будет не только волнующим, но и в своем роде уникальным.
От него не укрылись взгляды, которые бросали на Анну мужчины, сидевшие за соседними столиками.
Но при этом он знал, что Анна совершенно не догадывается о том, что ею восхищаются, и лишь жадно, словно губка, впитывает все, что происходит вокруг.
«Вот в чем уникальность Анны, — размышлял про себя герцог. — С одной стороны, она наивна, как ребенок, с другой — обладает умом, с помощью которого, когда он окрепнет, сможет посрамить многих мужчин».
На танцевальной площадке стало тесновато, и одна явно подвыпившая пара врезалась в другую. Пьяная женщина поскользнулась и свалилась на пол.
Анна негромко хихикнула.
— Разве здесь скользко? — спросила она.
— Нет, это потому, что те двое выпили лишнего и нетвердо стоят на ногах, — ответил герцог.
— Я слышала об опьянении, но не знала, что оно мешает ходить или танцевать.
— А еще пьяные, как правило, слишком шумно себя ведут, много болтают и постоянно смеются.
Анна с опаской посмотрела на бокал с шампанским и отодвинула его подальше от себя. Заметив это, герцог поспешил успокоить жену:
— Не бойся, с тобой такое не случится. Я же обещал, что буду за тобой присматривать.
— Да уж, пожалуйста, присматривай, — ответила Анна. — Я бы сама до смерти испугалась, если бы начала вести себя как эта женщина!
Герцог посмотрел на пьяную женщину — двое мужчин пытались поднять ее на ноги, а она глупо хихикала.
Когда мимо этой компании проплывали другие танцоры, они презрительно смотрели на пьяных, поднимали брови и пожимали плечами.
— Я думаю, что это… унизительно, — сказала Анна. — Женщине… вести себя так… Я не хочу смотреть на это. Прошу тебя, мы можем уйти?
Герцог вынул из бумажника несколько банкнот, положил их на стол и поднялся.
— Разумеется, Анна. Я допустил ошибку, не нужно было сразу приводить тебя в такое место.
Они вышли из ресторана, швейцар подозвал карету, а когда она подъехала, герцог приказал слугам поднять складной верх.
Покачиваясь на сиденье под сверкающим звездами темным небом, Анна, заметно волнуясь, сказала:
— Может быть, я поступила неправильно, попросив тебя уйти. Прости, если испортила тебе удовольствие.
— Ты все сделала правильно, — ответил ей герцог. — То, что мы с тобой сегодня увидели, случается в таких фешенебельных ресторанах крайне редко. Нам просто не повезло. Мне очень жаль, что твое знакомство с новым миром началось именно с этого инцидента.
Неожиданно он понял, что Анна уже не слушает его.
Вместо этого она запрокинула голову и с затаенным восторгом смотрела вверх, на звезды. На фоне проплывающих уличных фонарей четким силуэтом вырисовывался ее классический профиль. На белоснежной шее девушки в свете огней переливалось бриллиантовое колье.
Анна казалась сейчас неземным, ангельским созданием. Спустя какое-то время она задумчиво произнесла:
— Ночное небо так прекрасно! Странно, что мужчины и женщины не смотрят на звезды вместо того, чтобы танцевать в тесных душных комнатах.