Покраснев, Кит спокойно ответила:
– Я никогда не допустила бы, чтобы с тобой случилось нечто подобное. Даю тебе слово. И дело не только в моей репутации. Я… Мне небезразлично, что с тобой происходит.
– Неужели?
– Да, небезразлично. Во всяком случае, я оставлю свою дверь приоткрытой, чтобы услышать, как ты позовешь на помощь.
– Ты нужна мне сейчас, но тебе на это, кажется, наплевать. Если бы я был тебе действительно небезразличен, ты осталась бы со мной на ночь, как я просил.
Генри мельком увидел нечто похожее на сожаление в ее завораживающих голубых глазах, и на мгновение в его сердце проснулась надежда, что Кит изменит свое решение. Но она изящно подошла к двери и вышла, оставляя ее немного приоткрытой.
Упав на подушки, Генри принялся ругаться, давая волю гневу и разочарованию.
Генри провел самую отвратительную ночь – он проспал максимум два часа. Поэтому следующим утром, отправившись на кухню в инвалидной коляске, чтобы разыскать Кит и получить чашку столь необходимого ему кофе, он был настроен совсем не дружелюбно.
Он не собирался так легко прощать Кит за отказ на приглашение провести с ним ночь. И пусть после он почти убедил себя, что она правильно поступила, оставив его одного. В конце концов, именно он всегда ставил условия своим любовницам, и ему это нравилось. Конечно, Генри никогда не приглашал ни одну свою любовницу провести с ним ночь. С Кит следовало поступить точно так же. И пусть его влечет к ней со страшной силой. А еще ему не следовало даже намекать на то, что ему неприятен отказ Кит. Если она догадается, что нужна ему больше, чем просто любовница, Генри окажется в уязвимом положении, а этого он хочет избежать любой ценой.
Обычно, когда Генри что-то беспокоило, он занимался спортом – бегал или ездил на велосипеде. Все что угодно, лишь бы забыться и не размышлять о проблемах. Сейчас он не сможет даже размяться. И поэтому его мрачное настроение усугубилось ощущением, будто на него давят стены. Генри жаждал выбраться на улицу и свободно вдохнуть полной грудью.
Кит стояла у кухонного стола и ждала, пока закипит чайник, когда Генри въехал на кухню. Ее красивые рыжие волосы были заплетены в две аккуратные косички; на ней были джинсы и белая рубашка-туника. Кит была без макияжа и выглядела как школьница. Несмотря на раздраженность, Генри почувствовал, как екнуло сердце. Пусть он злится, что она сбежала от него вчера вечером, его желание обладать Кит не поубавилось. Кровь закипала в его жилах при одном взгляде на нее. При мысли о том, что между ними больше никогда не будет близости, его и без того мрачное расположение духа ухудшилось.
– Доброе утро, – пробормотал он, не встречаясь с ней взглядом и подъезжая к столу.
– Я как раз собиралась принести тебе кофе и тост и помочь одеться. – Она умолкла и вздохнула, а Генри не выдержал и поднял голову, чтобы увидеть выражение ее лица. – Но я вижу, ты справился без меня, – подытожила она.
– Я не совсем беспомощный, – грубо ответил он. К его удивлению, Кит весело улыбнулась. Он не ожидал такой реакции. – Что смешного? – спросил он, приходя в ярость.
Она посерьезнела:
– Ты надел свитер задом наперед.
Взглянув вниз, Генри увидел, что Кит права – V-образный вырез его серого кашемирового свитера был на спине. Злясь, что его ткнули носом в его собственную оплошность, Генри тихо выругался, затем нетерпеливо стащил свитер через голову. Обнажившись по пояс, он принялся неуклюже возиться с рукавом, пытаясь перевернуть свитер в правильное положение.
Кит отреагировала моментально:
– Позволь, я тебе помогу.
Подойдя, она аккуратно сняла с Генри кашемировый свитер, перевернула его и осторожно надела через голову. К тому времени, когда она мягко, но решительно одергивала свитер вниз на его мускулистом торсе, словно ребенку, сердце Генри колотилось как сумасшедшее. Ему было невыносимо тяжело находиться так близко к ней и не иметь возможности усадить Кит себе на колени и обнять ее.
– Ради бога, перестань суетиться, женщина! Сколько, по-твоему, мне лет? Три года? Если хочешь сделать что-нибудь полезное, свари мне кофе и сделай тост.
– Я сейчас этим займусь, – чопорно ответила она, скрестив на груди руки. – Но простая благодарность за помощь была бы не лишней. Пусть моя мать женщина необразованная и не смогла выучить меня в университете и мне пришлось рано оставить школу, но она привила мне хорошие манеры. Я считаю, манеры могут многое рассказать о человеке.
После такого комментария Генри уже не хотелось говорить Кит гадости. Он нахмурился.
– Тебя удручает, что ты не доучилась в школе и не получила хорошего образования?
Она отвернулась, но потом посмотрела на Генри в упор, поставив руки на бедра. У нее покраснели щеки.
– Все зависит от того, что подразумевать под хорошим образованием. Пусть я не окончила колледж или университет и у меня нет профессии, но я не дура. Я многому научилась, пока взрослела, и знаю, что для меня лучше и какое решение я должна принять. Я поняла – человек страдает, если не сумеет принять правильного решения. Знаешь, есть много важного в жизни, чему не научат даже в привилегированных и дорогих школах.
– Ты наверняка решила, что я получил привилегированное и дорогостоящее образование?
Кит зарделась от смущения:
– Всем хорошо известно, что это так. Ты будешь это отрицать?
– Не буду. Я действительно обучался в привилегированных и дорогих учебных заведениях. И я вырос катаясь как сыр в масле. Но разве от этого я стал плохим человеком? По-твоему, я не заслуживаю того, чтобы узнать меня лучше? Возможно, у меня намного больше материальных благ, в отличие от других людей, но это не избавляет меня от сложностей, с которыми сталкиваются все люди.
К удивлению Генри, его сердце учащенно колотилось, когда он завершил свой маленький монолог. И тут до него дошло, как много обид и боли он держал в себе годами, пока его воспринимали как человека, имеющего все на свете. К нему относились так, словно он даже не представляет, каково это – быть обделенным, поэтому его мнение не стоит ломаного гроша. На самом деле все иначе. Он знал, каково быть обделенным. Человеку важнее всего знать, что он кем-то любим. Но кроме любви сестры Сэм, у него в жизни ничего не было.
– Ты обещал рассказать мне об уходе своей матери, – произнесла Кит. – Это и есть одна из сложностей, о которых ты упомянул?
Генри удивлялся, до чего быстро Кит добирается до самой сути. Потирая подбородок, он покачал головой:
– Я не хочу об этом говорить. Возможно, если бы ты согласилась со мной переночевать, я бы все тебе рассказал. Но прямо сейчас я хочу только завтракать, а потом выбраться отсюда на некоторое время.
– Мне очень жаль, что ты больше не хочешь говорить мне о своем прошлом. О своей матери, я имею в виду. Но я понимаю, почему ты так поступаешь. Ты думаешь, что я предала тебя, не согласившись остаться на ночь. Вероятно, ты даже думаешь, что мне легко далось мое решение. Уверяю тебя, нелегко. Кстати, ты сказал, что хочешь выбраться из дома. Куда бы ты хотел пойти?