г) офицерам и солдатам на правом рукаве нашить черно-красный угол, конусом книзу, причем малиновая лента снаружи, а черная внутри;
д) шаровары по возможности всем иметь черные или темные с нашитым вместо канта серебряным галуном;
е) на шинели петлицы – черные с белым кантом из того же материала, что и погоны; остальные отличия те же, что и на мундире».
Все. Что я хотел, сделал, кто сможет большее – пусть попробует. Теперь можно и умирать спокойно.
– Кого там черти носят? – раздраженно спросил я у появившегося дежурного.
– Однако первый раз так меня здесь встречают. – И подполковник Зотов вышел из-за спины сапера.
Следом за ним появились еще два офицера. Свиридова я помнил еще по Ловче, а вот другой был мне незнаком. Причем, судя по внешнему виду, он только прибыл в действующую армию.
– Проходите, гостями будете, – в тон ему ответил я.
А вид был изумительный, на столе стояли два больших кувшина с вином, тушеные овощи и гора шашлыка. Плюс половина каравая свежеиспеченного хлеба, от которого шел одуряющий запах. У унюхавших и увидевших такое богатство офицеров загорелись глаза, поэтому десять минут никто не отвлекался на разговоры. Утолив первый голод и отдав должное вину, пришедшие наконец заговорили о деле.
– Познакомьтесь, подпоручик Дроздов Сергей Петрович, – представил меня Зотов. – Наш главный головорез. Штабс-ротмистр Серафимов Аристарх Петрович, сыщик божьей милостью. Сергей, а что это у вас настроение невеселое?
– Чему радоваться, Виктор Сергеевич? Отряд как самостоятельная боевая единица уже не существует. Командир в госпитале, и неясно, когда сможет вернуться. И наша судьба также не определена.
– Вот ты о чем. Успокойся, больше вас как пехоту использовать не будут.
– Пополнение? – Наглеть так наглеть.
– Будет, – обнадежил меня Свиридов. – Потерпеть только придется.
– Это мы можем.
– Что, подвох ждешь? – усмехнулся Зотов.
– Да. Вы не просто так меня пришли навестить.
– Вы правы. Помните тот интересный дом? – заговорил Серафимов. – Так вот, кое-кто находится здесь. В Ставке.
– И?.. – Вопросительно подняв бровь, я ждал продолжения. Пусть сами скажут, что им надо. «Догадайся сам» больше не работает.
– Готовьте отряд и ждите пополнения. Завтра зайдите в участок, – ушел от продолжения Зотов.
Проводив гостей, я задумался. Что могло произойти необычайного, что меня навестили, а попросту посмотрели, в каком я состоянии, далеко не маленькие чины корпуса? Что мне ждать? За место я как раз не боялся, а вот остаться ответственным за кучу трупов не желал. Пожалуй, надо начать сначала.
Последний штурм вошел в отчеты и историю как четвертая Плевна. Командовал им спешно приехавший в армию Тотлебен, получивший от царя полный карт-бланш. Его приказы исполнялись безоговорочно. Рискнувший усомниться генерал-майор Левицкий мигом слетел с должности начштаба Дунайской армии. Не помогли ни ходоки, ни оконченная Академия Генштаба.
План штурма был без преувеличения гениальным. Тотлебен кроме создания ударных групп из сведенных вместе двух полков и трех батарей в каждой воспользовался и ожиданием турок извечного русского бардака. Поэтому штурм начался на нашем участке и с захваченного Гривецкого редута. Осман-паша, получив от гонцов эти сведения, успокоился: русские опять наступают на те же грабли. Но, когда в течение двух часов были потеряны редуты Омар-бей-табия и Араб-табия, он растерялся, вбитый клин отсек от города все редуты с солдатами и драгоценными теперь орудиями. Попытка вернуть Араб-табию обернулась катастрофой: брошенные в атаку ополченцы, подкрепленные имевшимися под рукой у Османа-паши тремя таборами, были расстреляны прямой наводкой конной артиллерии и огнем пехоты. А потом Скобелев мощным ударом смел укрепления, построенные турками взамен захваченных им ранее, и соединился с частями Имеретинского, и со стороны Ловчи оборона перестала существовать. Резервов у Осман-паши не было, снять их с Гривецких позиций не представлялось возможным. Захват Баш-табии и Канли-табии позволил русским и румынам установить батареи и вести обстрел Чарум-табии. Фактически турецкая армия к десяти утра была рассечена на три части и практически потеряла централизованное управление. И точку в ее судьбе поставила 3-я румынская пехотная дивизия. Уничтожив у Опанца пару таборов, она обрушилась на незащищенный правый фланг турок. Пройдя форсированным маршем по Софийскому шоссе, она ворвалась в предместья Плевны. Осман-паша послал ополченцев и снятый с фронта перед Скобелевым табор парировать этот удар. И спустя пятнадцать минут начался общий штурм Плевны. В полдень все было законченно. В плен попало 30 тысяч солдат и офицеров. Штаб Османа-паши и он сам погибли при штурме. Убитыми и ранеными турки потеряли 28 тысяч солдат и офицеров. Потери ополченцев убитыми и ранеными достигли около 8 тысяч человек, хотя их особо никто и не считал. Наши потери составили 9 тысяч убитыми и ранеными.
Наш отряд участвовал только в штурме Омар-бей-табии, поэтому потеряли мы всего четверых убитыми и семнадцать ранеными. В том числе и командира, в конце боя (просто рок какой-то) идиот-ополченец, ничего не соображающий от страха, вылетев на него, выстрелом перебил ему ногу. Овцын пристрелил турка, но было уже поздно. Теперь Михайлов лежал в госпитале, ногу ему сохранили, но вот ходить он сможет только с тростью.
Разговоры в высоких кабинетах
Канцлер империи нервно стучал карандашом по столу. Хорошо знавшие его люди сразу поняли, что его светлость не в духе. В такие моменты весь европейский лоск куда-то пропадал и во всей красе проявлялся русский барин, который запросто мог лично запороть арапником любого своего крепостного. По-видимому, сидящий напротив молодой человек этого не знал. Развалившись в кресле, он с нескрываемым презрением продолжал разнос.
– Итак, что мне передать моим друзьям? – И князь Мещерский достал дорогой портсигар. Вот только закурить ему было не суждено.
– Ты, сопляк, кого учить вздумал? – В голосе Горчакова сквозило бешенство. – Ты, ублюдок, что решил, что Бога за бороду ухватил? Не-ет. Сейчас ты соберешь свои манатки и направишься за Дунай в одноименную армию. Понял?
– Да как… – вскочивший было князь напоролся на взгляд канцлера. И сел. Во взгляде Горчакова он увидел нечто… В общем, не стоило ему так сильно зарываться. Правду говорили насчет канцлера: в известных событиях [39] его роль так и осталась неосвещенной. А поговаривали, что не просто так он был в Зимнем в тот день. По спине молодого человека пробежали мурашки. Кажется, только сейчас он понял, во что ввязался. Это пахло кровью. В отличие от папы [40] наследник имел гораздо больше решительности и крови не боялся.