— Ты уж прости, дорогая, что я не достал пистолет и не пустил этому человеку пулю в голову, — проговорил он зловещим голосом. — Понимаю, у тебя нет подобных комплексов, но я, несмотря на репутацию, как правило, стараюсь уважать закон. Как видно, больше, чем ты.
Но потом раздражение все-таки прорвалось, и он запустил пятерню в свои аккуратно причесанные волосы и сдернул удерживающий их ремешок.
— Господи, Джастин, как ты можешь так говорить! Конечно, я понимаю, что этот человек — лжец, и ситуация мне нравится не больше, чем тебе. И мне противно чувствовать себя беспомощным в собственном доме. Но если Доминик говорит, что мы ничего не можем сделать, по крайней мере, на данном этапе, значит, так оно и есть. И тебе это отлично известно.
Охваченная отчаянием, Джастин опустилась на стул перед туалетным столиком.
— Я никогда не видела, чтобы дядя Доминик так легко сдавался. Это приводит в замешательство.
Гриффин тоже подошел к столику и остановился, держа руки за спиной.
— Вряд ли он сдался. Подозреваю, у него не было выбора, и это ему тоже не слишком нравится.
— Мне так не показалось, — возразила она, слишком уязвленная, чтобы уступить.
— Он просто не желал проявлять свое бессилие перед членом иностранного правительства. У Доминика, знаешь ли, тоже есть гордость.
— Гордость… честь… разве это что-нибудь значит? Для него и для тебя.
Гриффин удивленно поднял глаза.
— О чем ты?
У Джастин болезненно сжалось горло. Слова проникали сквозь него с большим трудом.
— Знаю, ты не стремился ко всему этому, но мне казалось, что мы достигли понимания… компромисса.
— Да, но я не понимаю…
— Тем не менее, ты никак не поддержал мое предложение оставить у нас Стивена. Почему?
Он сжал губы, словно не желая отвечать. Если в сердце Джастин еще жила надежда, в этот момент она умерла вместе с наивной мечтой иметь настоящую семью с Гриффином.
— Не важно, — вздохнула она и уставилась невидящими глазами в зеркало. — Забудь.
— Очень даже важно, — возразил Гриффин.
Он взял ее за плечи и мягко, но решительно заставил повернуться к нему. Потом опустился на колени и положил руки на подлокотники ее кресла. У Джастин заныло сердце, и она поморщилась.
— Джастин, я отлично понимаю, что ты привязалась к Стивену, и уважаю эту привязанность, — сказал он. — Но у малыша есть отец, который желает взять на себя ответственность за него. Не важно, что мы думаем о предыдущих поступках герцога, никто не может лишить его права устроить судьбу своего сына, как он считает нужным.
Джастин молча смотрела на мужа. Его лицо было серьезным, глаза искренними. Она не сомневалась, что у него есть опасения, но теперь поняла, почему он не вступил в открытое сражение. Родители бессердечно предали его при аналогичных обстоятельствах, и вряд ли стоило удивляться тому, что он с сочувствием отнесся к желанию герцога.
Если бы она верила в искренность герцога, то отнеслась бы к его желанию с сочувствием тоже. Но только она не верила. Ее интуиция не просто подсказывала — она кричала, вопила: что-то не так. За годы жизни с папой Джастин неоднократно имела возможность убедиться: интуицию нельзя игнорировать. Даже в самых опасных ситуациях она может спасти тебе жизнь.
Или ребенку.
Джастин подняла дрожащую руку и погладила мужа по щеке. Он уткнулся лицом ей в ладонь. Отросшая за время путешествия щетина царапала нежную кожу.
— Я понимаю, почему ты так говоришь, — сказала она, — и согласилась бы с тобой, если бы верила в искренность герцога и графа Марцано. Но они лгут. Я в этом уверена. И… — Она заколебалась, не желая оскорблять мужа, но решила, что должна сказать все, что думает. — Я считаю, что твой собственный печальный опыт и связанные с ним эмоции мешают тебе видеть это.
Гриффин отпрянул.
— Все это не имеет со мной никакой связи, Джастин, — сурово проговорил он. — Я чувствовал бы то же самое, будь родители Стивена шахтерами или крестьянами. Отец имеет право и обязанность заботиться о сыне.
— Но…
Гриффин встал. Его движения, как всегда, были грациозными и быстрыми.
— Нет, Джастин, спорить об этом нет смысла. Доминик ясно дал понять, что выбора нет, и мы должны принять это как данность.
Она вскочила и устремила на мужа горящий взгляд.
— А я не принимаю это и не верю, что ты это сделал. Здесь что-то не так, и ты это прекрасно знаешь.
Он скрестил руки на груди и отвел глаза.
— Доминик обещал решить все вопросы. Не сомневаюсь, он позаботится о малыше и обеспечит его безопасность.
— Как ты не понимаешь, — воскликнула она, едва сдерживая желание наброситься на мужа с кулаками, — что потом будет слишком поздно! В конце недели они покинут Англию, и Доминик уже ничего не сможет сделать. Со Стивеном может случиться что угодно.
Она отвернулась. Перед ее мысленным взором замелькали картины — одна страшнее другой. Подобные перспективы могли сломить даже самого стойкого человека.
— Дорогая, прошу тебя, не делай этого, — сказал Гриффин, подойдя и остановившись за ее спиной. — Уверен, все будет хорошо.
Он попытался обнять жену за талию, но она вывернулась и оттолкнула его.
— Хорошо не будет, — выпалила она. — Больше ничего и никогда не будет хорошо. — С этими словами она вбежала в комнату Стивена и закрыла за собой дверь.
Муж за ней не последовал.
В Грин-парке было очень холодно. Джастин шла по дорожке, дрожа, хотя на ней была теплая шерстяная накидка. Утро было не только холодным, но и ветреным, и в парке больше никого не было видно. Джастин посчитала это везением: ей не хотелось привлекать к себе внимание.
Она подавила желание еще раз посмотреть на карманные часы, которые положила в ридикюль. Нет никакого смысла смотреть на них каждые полминуты. Было уже почти десять, но ее таинственный корреспондент так и не появился. Инструкции в письме, которое она получила с утренней почтой, были ясны: быть на этом месте в девять сорок пять. Также в нем было сказано, что жизнь Стивена в опасности, а отправитель письма — друг, желающий помочь. Джастин не сомневалась, что друг — это женщина под вуалью, которая оставила корзинку на пороге дома Гриффина.
Она замедлила шаги, вспомнив о муже. Она не видела его с тех пор, как оставила в своей спальне после ссоры и ушла к ребенку. Умом она понимала позицию Гриффина, однако не сомневалась, что к интуиции, предупреждающей о грозящей Стивену опасности, следует прислушаться. Более того, Джастин была уверена, что муж чувствует то же самое, но решил, как и Доминик, не обращать внимания на интуицию. И теперь Джастин казалось, что ее предали. Двое мужчин, которым она доверяла больше всех на свете, отказались ее слушать и подвергли риску жизнь невинного ребенка.