Генералы, влившиеся в общую песнь счастья, также превратились в плоды Яблони и, покачиваясь под налетевшим ветерком, спокойно и отстраненно размышляли о ненасилии.
Сама же яблоня была преисполнена счастья, потому что еще вчера и мечтать не могла о таком числе и качестве неофитов с Земли.
В этом месте нашего рассказа читатель почти наверняка ждет парадокса. Он понимает, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а космические яблони прилетают, чтобы завоевать нас и превратить в безгласных рабов. Вот-вот, понимает читатель, Яблоня проявит свою истинную дьявольскую сущность, и лишь профессор Минц с газовым баллончиком в руке будет противостоять страшному нашествию.
Я должен разочаровать читателя.
В глубинах Вселенной существует не только злобный разум, стремящийся всех завоевать и растоптать. Выше его расположен уровень всеобщего счастья и благоденствия. Разумеется, внедрение счастья проходит не всегда гладко, но уже есть положительные сигналы. И не исключено, что в обозримом будущем вся наша Галактика станет великим садом нирваны.
Яблоня, которая стояла во дворе дома № 16 по Пушкинской улице, желала людям только добра.
И те, кто стал ее плодами, осознав это счастье, ни к чему не стремились, не ждали пенсии, не желали купить путевку в Анталью, не хотели окрошки или жениться.
За последующий день в Яблоню влились три кота, собака Жулик, затем ее хозяйка, которая искала Жулика, несколько любопытных прохожих и ворона, севшая нечаянно на голову Ксении Удаловой.
В оцепленном войсками дворе было тихо, на скамеечке сидел последний непревращенный и неэвакуированный жилец – профессор Минц. Ему было жарко в пальто, но осторожность не мешала. И хотя Лев Христофорович уже пришел к тем же выводам, что и мы с вами, его настроение не улучшилось.
Ведь он потерял лучших друзей, он потерял добрых соседей, он был на грани того, чтобы потерять всю нашу планету. Вон они, свежие ростки, что появляются рядом с Яблоней. Ведь ей тоже приходится расширяться, чтобы поглотить население Российской Федерации.
Минц гулял вокруг Яблони, увертываясь от семян, вглядываясь в лица плодов. Нет, они все так же безмятежны. Яблоню можно, наверное, взорвать, выжечь, но это приведет к убийству. И вернее всего, она поглотит человечество раньше, чем оно решится ее уничтожить.
– Детей жалко, – сказал Минц.
Яблоня ответила ему телепатически:
– Вы их не жалейте, радуйтесь за них, профессор. Вместо опостылевшей школы, вместо перспективы унизительных переэкзаменовок в институте, вместо пустых переживаний юных лет они получат покой сразу, без промежуточных ступеней. Они окажутся мудрее вас, Лев Христофорович. Они уже с детства избавятся от желаний и связанных с ними страданий. И человечество не будет знать ни болезней, ни смерти…
– Ни радостей, – вставил Лев Христофорович.
– Каждая радость кончается разочарованием и горем, как каждая любовь завершается разлукой, а жизнь – смертью, – мудро ответила Космическая Яблоня, и все многочисленные плоды на ее ветвях закачались, подтверждая неизбывную мудрость этих слов.
Минц понял, что потерпел поражение.
– А что дальше? – спросил он.
– Дальше – расширение числа счастливых. Добровольное, неспешное, радостное.
– Но начнутся конфликты!
– Мы и это предусмотрели. Ведь ребенок отказывается принимать пилюлю, потому что не понимает, что она принесет избавление от болезни.
– И что же вы придумали?
– Мы думали все вместе, – ответила Яблоня. – И по совету генералитета, что висит на моих ветках, решили принять участие в парламентских выборах в России. Мы приведем к победе партию Счастья. Партию Безмятежности. Партию Изобилия.
– Какое уж тут изобилие!
– Вы не поняли нас, профессор, – ответила терпеливо Яблоня. – Изобилие определяется не абсолютным количеством вещей, а желанием их иметь. Абсолютное изобилие достигается тогда, когда людям ничего не нужно. Нет у них желаний, и всё тут!
– Парламентские выборы… – произнес Минц. – А потом?
– Если они не дадут нам полного охвата счастьем всего населения, выдвинем себя в президенты, – ответила Яблоня.
И тогда Минц махнул рукой и пошел домой.
Он решил присоединиться к друзьям.
Он прошел в свой скромный кабинет, выключил факс, отсоединил компьютер, кинул в корзину неотправленные письма и недописанную статью. Ведь статьи не нужны в мире, где все проблемы решены, а цели достигнуты.
Тут его сморил сон, и он задремал на диване, не снимая драпового пальто.
И он не ведал о том, что происходило во дворе дома № 16.
Если ты находишься в состоянии полного счастья, то тебе не требуются не только окрошка и пальто, но и сон.
Так что все плоды находились в состоянии сладкого полусна и могли бесконечно рассуждать о личном счастье и ненужности движений.
Этим занимался и Корнелий Удалов.
Висел и наслаждался.
Потом вдруг – сам не понял, как это произошло, – его посетила совершенно чужая и ненужная мысль: а как там Ксюша, не дует ли ей?
– О нет! – ответила Яблоня, услышав, разумеется, мысль Корнелия Ивановича. – Ваша бывшая супруга, а ныне равноценный плод Ксения наслаждается нирваной, как и вы сами.
Этот ответ конечно же порадовал Удалова, но тут до него, как сквозь сугробы и большие расстояния, долетела мысль Ксюши:
– А выключила ли я холодильник? Ведь так до конца месяца счет придется платить. – И тут же мысль перетекла в другую: – Как там сын Максимка, который собирался в Томск?
– А какое нам с тобой дело до Максимки, Томска и холодильника? – мысленно сказал бывшей жене, а ныне яблоку Корнелий. – Никакого!
– Никакого! – согласилась Ксения и обеспокоилась: – Ведь кошка не кормлена.
А тут еще все плоды пронзила мысль генерала армии Гремящего:
– Завтра придут мастера делать туалетную комнату на даче! Кто их встретит?
– Кому нужны твои мастера! – почти закричала Яблоня. – Ты же наконец достиг счастья!
– Так точно, – согласился генерал, зато другой генерал, интендантский, пожилой, подумал, что его молодая любовница как-то дурно и подозрительно улыбается адъютанту Смирнову.
Но пока Яблоня гасила эту глупую и ненужную мысль генерала, замельтешили мысли нескольких мальчишек, которым почему-то понадобилось лезть на стрельбище за пульками, а тут еще Гаврилова возмутилась поведением сына, который вознамерился снова жениться и разменивать жилплощадь.
– Ну на что тебе жилплощадь, женщина?! – закричала, мучаясь, Яблоня.
– И то дело, – согласилась Гаврилова. – А где же я жить буду?
И тут свершилось!