– А как вы узнали об этом?
– Разве вы в «Гуслярском знамени» не читали?
– Я только Интернет читаю, – сказал профессор. – За остальным следить не успеваю. И что же в нашей газете было написано?
– Ничего. Только два слова: «Ваш шанс» – и адрес. Первым Косолапов пошел. Думал, что угостят. Вы Косолапова не знаете?
– Не встречал.
– А он бомж. По помойкам ходит и бутылки сдает.
– У нас в городе настоящий бомж есть?
– У нас, говорят, даже группировка есть, – прошептала Гаврилова.
Минц кивнул, но не понял, какая группировка. Гаврилова же между тем продолжала:
– Он пришел, а его никто не останавливает, никто не гонит, но и не угощает. Ольга Казимировна спрашивает: «На что жалуетесь?» Смешно, правда?
– А кто такая Ольга Казимировна?
– А вот зайдете и увидите.
Человек в кепке нервничал – то вскакивал, старался заглянуть в щелку белой стандартной двери с бумажкой: «Без вызова не входить», то бегал по коридору, наступая людям на ноги. А когда дверь открылась, оттуда выдвинулась бородатая физиономия и рявкнула:
– Следующий!
Кепка кинулся бежать.
– Кто хочет или никто? – спросила физиономия.
Гражданка Гаврилова широко, как верующий парашютист, перекрестилась и ринулась к двери.
Наступила тишина.
Возвратился человек в кепке и скромно сел на стул.
Открылась другая дверь, напротив, оттуда выглянула очаровательная женщина средних лет и произнесла:
– Лев Христофорович, вас ждет завотделением.
– Мы первые стояли! – закричал было Кепка.
– Вам к другому доктору, – сказала очаровательная женщина.
В кабинете было скромно, тесновато, за белой занавеской стояла койка. Очаровательная женщина средних лет уселась за ученический стол. Ее темные волосы были забраны назад, в тяжелый узел. Одна прядь нарочно или случайно падала на лоб.
– А я все думала, – сказала очаровательная женщина, – неужели вы сознательно игнорируете?
– Я газету не читаю, – ответил Минц. – А как ваше имя-отчество, простите?
– Ольга, называйте меня просто Ольгой, я вам в племянницы гожусь.
– Польщен, – ответил Минц. – И чем же вы здесь занимаетесь?
– Во-первых, я должна вам сказать, – ответила Ольга, – что мы не шарлатаны, не волшебники, не колдуны и даже не космические пришельцы.
– Последнее меня очень радует, – улыбнулся Минц, сделав вид, будто о космических пришельцах и не думал. Что было неправдой.
– Больше того, – продолжала Ольга, – мы не являемся агентами ЦРУ и даже Моссада.
– Что делать в нашем городке агентам ЦРУ!
– Не лукавьте, – возразила Ольга. – Они рады бы протянуть свои щупальца в каждую российскую деревню. Мы же являемся опытной лабораторией Министерства здравоохранения, которая развернула в Великом Гусляре свой полигон.
– Чем же вы занимаетесь? – спросил Минц.
– Как будто вы не догадались!
– Объясните. Зачем нам догадки?
– Хорошо. Проблема проста. Чаще всего человек ошибается, потому что у него нет возможностей выбрать тот путь в жизни, ради которого он появился на Земле. Условия жизни, воспитание, материальное положение, случай – все объединяется для того, чтобы отрезать человека от его настоящей судьбы. Только единицам суждено соответствовать предначертанию. Может быть, вам, Лев Христофорович?
– Мама хотела, чтобы я играл на скрипке, – признался Минц.
– А вы?
– Я хотел стоять в воротах нашей городской футбольной команды, но я был толстым мальчиком, и меня не брали.
– Представьте себе, что биология добилась того, чтобы соединить, казалось бы, несоединимое – человека и его призвание.
– А если поздно?
– Никогда не поздно, – сказала Ольга.
За стеной послышался шум. Кто-то кричал, рычал – мучился.
– Не все так гладко, как хотелось бы, – сказала Ольга.
– Если вы предлагаете человеку выполнить его желание…
– Не совсем так, Лев Христофорович. Мы не можем исполнять желания. Мы можем показать человеку, к чему лежит его душевная склонность. Ведь каждый из нас рожден выполнить какую-то функцию в муравейнике, именуемом человечеством. И, когда он выполняет эту роль, он счастлив. Или почти счастлив. Но знает ли человек об этом? И я вам должна сказать, что величайшим изобретением Гургена Симоновича и было проведение черты между тем, что человеку кажется, и тем, к чему он на самом деле предназначен. Вот вы мне сказали, профессор, что хотели стать вратарем. Но разве вы знаете, ради чего вы родились на свет? Да вы можете и не подозревать.
– Значит, – догадался Минц, – если я приду к вам и скажу, что чувствую в себе извечное стремление стать вратарем, вы не обязательно со мной согласитесь?
– В подавляющем большинстве случаев мы с вами не согласимся… Но не будем спорить.
– И на самом деле, – величие и простота идеи поразили Минца, – вы дадите человеку возможность проявить себя не в том, в чем он хочет, а в том, для чего он рожден.
– Гениально! – воскликнула Ольга.
Из-за стены донесся рев.
– Но что это?
– Это ошибка, в жизни всегда есть место ошибкам. В медицине тоже.
– Это человек?
– Почти. – Ольга отвернулась к окну. Ей не хотелось отвечать.
– Ну нет, голубушка! – вспыхнул Минц. – Извольте открыть ваши карты. Что случилось?
– Пойдемте посмотрим, – сказала Ольга.
Она поднялась и открыла незаметную дверцу за спиной, что вела в соседний кабинет. Половина того кабинета была отгорожена крепкой железной решеткой, как в полицейском участке Лос-Анджелеса.
За решеткой метался почти обнаженный растрепанный гражданин, который надрывно лаял и кидался на медбрата, пытавшегося угостить его бутербродом с красной икрой, нанизанным на конец шампура.
– Он полагал, – шепотом сообщила Ольга, – что всю жизнь мечтал стать дрессировщиком диких животных. А оказалось, что внутри него заложена программа сторожевой собаки. Мы не смогли этого определить заранее. Вот и попались. Теперь придется сложным путем превращать его обратно в воспитателя детского садика.
Человек оскалился и зарычал.
– Но он счастлив? – догадался Минц.
– Счастлив, – сказала Ольга.
– Может, пускай он останется…
– Вы с ума сошли! Он же полгорода перекусает!
Минц с Ольгой вернулись в ее кабинет.
– Ох, и устала я, – призналась женщина. – У нас уже капсул не хватает, мы с ног валимся…