— Стреляли-то из окна. Кто-то должен же был увидеть, кто притаился под окном!

— В темноте все кошки серы: и увидел бы кто, да не разглядел бы. А лицо его видел лишь один человек — мальчишка. С чего бы иначе вся семья врала, что он уже спал? А если мальчишка знает, кто это был, то и дону Камилло это известно. Не было бы известно, он бы не стал так поступать и так писать.

— Вот принесли его черти! — в сердцах крикнул Пеппоне.

Круг сужался. Комиссар каждый вечер пунктуально ходил докладывать синьору мэру о том, как продвигается следствие.

— Большего пока сказать не могу, синьор мэр, но мы у цели, — подытожил он однажды вечером. — Похоже, в этом деле замешана женщина.

Пеппоне воскликнул:

— Да ну! Не может быть! — а сам при этом готов был своими руками удушить комиссара.

Был поздний вечер. Дон Камилло хлопотал в пустой церкви. Он поставил стремянку на верхнюю ступеньку солеи и взобрался на нее. На перекладине большого Распятия появилась большая трещина, дон Камилло ее зацементировал и собирался теперь закрасить светлый цемент.

Вдруг он вздохнул, и Христос обратился к нему с вопросом.

— Что с тобой, дон Камилло? Мне уже несколько дней кажется, что ты переутомлен. Тебе нехорошо? Может, простудился?

— Нет, Господи, — не поднимая головы признался дон Камилло, — я боюсь.

— Боишься? Чего ты боишься?

— Не знаю. Знал бы — не боялся. Что-то не так. Я чувствую, что это висит в воздухе. И я перед этим беззащитен. Если бы на меня напали двадцать человек с ружьями, я бы не испугался. Я бы разозлился, потому что их двадцать, а я один. И без ружья. Если бы я оказался посреди моря и не умел бы плавать, я бы подумал: «Утону сейчас, как цыпленок». Жалко было бы, но не страшно. Если об опасности можно думать и рассуждать, она не внушает страх. Мне страшна опасность, которую я ощущаю, но не понимаю. Как если бы я шел с завязанными глазами по незнакомой дороге. Не нравится мне это.

— Ты утерял веру в Бога, дон Камилло?

— «Дай мне душу, все остальное возьми себе». Душа принадлежит Богу, тело — миру. Вера моя велика, но это животный страх. Какова бы ни была моя вера, если десять дней не пить, хочется пить. Вера в том, чтобы переносить жажду с миром в сердце, принимая это испытание. Господи, ради Тебя я готов переносить десять тысяч таких страхов. Но мне страшно.

Иисус улыбнулся.

— Ты презираешь меня?

— Нет, дон Камилло. Ведь если бы тебе не было страшно, твое мужество не имело бы смысла.

В селениях, стоящих по берегам реки, тишина всегда наполнена тревогой, в тишине ощущается опасность.

Дон Камилло старательно водил кисточкой по дереву. Перед глазами у него была белая гипсовая рука Распятого Христа, пронзенная гвоздем. И вдруг ему показалось, что эта рука шевельнулась. В ту же секунду стекла в церковных окнах зазвенели от звука выстрела.

Кто-то пальнул со стороны бокового придела.

Послышался лай сначала одной, а потом и другой собаки. Откуда-то донеслась автоматная очередь. А потом опять воцарилась тишина.

Дон Камилло в ужасе взглянул на лик Христа.

— Господи, я почувствовал Твою руку на своей голове.

— Тебе померещилось, дон Камилло.

Дон Камилло опустил глаза, перед ним опять была рука, пронзенная гвоздем. И тут мурашки пробежали у него по спине, ведерко с краской и кисточка выскользнули из ослабевших рук.

Запястье Христа было пробито насквозь. Пулей.

— Иисусе, Ты отвел мою голову и пуля попала Тебе в руку. А должна была попасть в меня, — простонал дон Камилло.

— Дон Камилло!

— Пуля не застряла в дереве креста, — воскликнул дон Камилло, — вот она!

На противоположной от бокового придела стене висела небольшая рамочка с серебряным изображением сердца. Пуля пробила стекло и воткнулась в самую середину сердца.

Дон Камилло сбегал в ризницу за веревкой. Он протянул ее от дырки, оставленной пулей, в оконном стекле до пули в серебряном сердце. Веревка проходила в тридцати сантиметрах от гвоздя в руке Распятого.

— Вот тут и была моя голова. Пуля пробила руку, потому что Ты отодвинул ею мою голову. Вот доказательство.

— Дон Камилло, успокойся!

Но дон Камилло не смог бы успокоится, если бы у него не поднялась высоченная температура. А то одному Богу известно, что бы он мог натворить. Богу это было доподлинно известно, и Он послал дону Камилло высоченную температуру, и она пригвоздила его к кровати.

Желтое и розовое

Окно, через которое стреляли в дона Камилло, выходило на церковный огород. Теперь там стояли комиссар полиции и дон Камилло и изучали место происшествия.

— А вот и улики, — сказал комиссар, указывая на четыре дырочки в светлой штукатурке стены чуть пониже того самого окошка.

Он вытащил из кармана нож, поковырял в одной из четырех дырочек и что-то извлек из стены.

— Все предельно просто. Парень стрелял издалека. Он выпустил автоматную очередь по освещенному окну, четыре пули застряли в стене, а пятая попала.

Дон Камилло покачал голой.

— Это был пистолетный выстрел, и стреляли отсюда. Я еще не совсем впал в маразм, чтобы не отличить выстрел из пистолета от автоматной очереди. Сначала кто-то выстрелил отсюда из пистолета, а потом издалека была выпущена очередь из автомата.

— Тогда тут должна валяться гильза, — возразил комиссар. — А гильзы нет.

Дон Камилло пожал плечами.

— Чтобы отличить выстрел из пистолета от выстрела из многозарядного револьвера, нужен музыкальный критик из театра Ла Скала. Если он стрелял из револьвера, гильза осталась в барабане.

Комиссар обошел вокруг, внимательно осматривая все на своем пути. Наконец он что-то нашел в стволе одной из черешен, росших метрах в пяти-шести от церкви.

— Тут пуля рассекла кору дерева, — сказал он.

Это было очевидно.

Комиссар в недоумении почесал в затылке.

— Тут, однако, нужна экспертиза, — пробормотал он себе под нос.

Он взял жердь и приставил ее к стене так, чтобы она закрывала одну из отметин от пуль. Потом он пошел по полю, время от времени останавливаясь и прицеливаясь в ствол задетого пулей дерева. Он сдвигался то вправо, то влево, пока не нашел наконец точку, с которой дерево не закрывало обзор стены. Таким образом, он оказался уже за живой изгородью. За ней была канава и тропинка. Дон Камилло подошел к изгороди с внутренней стороны, и они принялись искать. Не прошло и пяти минут, как дон Камилло нашел гильзу. Потом они нашли еще три.