И тут только Лена сообразила, что пришла к четырем, а Юра просил к пяти, но она забыла об этом, пришла, как обычно, к четырем. Час он отдыхает! Сукин сын, развратник! Еще потребует, чтобы они обе легли к нему в постель. С ним кончено, кончено навсегда! И без объяснений. Она не желает выслушивать его лживые оправдания.
Вечером Юра позвонил ей, капризным голосом спросил, почему она не пришла сегодня.
– Задержалась на работе.
– Во вторник сумеешь приехать?
– Нет.
– Когда же?
– Не знаю. Если сумею, сама позвоню. А ты мне больше не звони. До свидания, Юра.
Чем она недовольна? Шарок недоумевал. Все шло как будто хорошо, они встречались не слишком часто, такая у него работа, бывали в театре, в кино, в Клубе актеров, на выставках… На что она дуется? Странно!
Причину ее недовольства Шарок узнал очень скоро.
Столкнувшись с Леной, Вика растерялась только в первую минуту. Она понимала, что Лена явилась сюда совсем не в том качестве, в каком являлась она, – от Вадима знала, что отношения Юры и Лены возобновились. И он допустил, чтобы Лена увидела ее здесь, на тайной квартире! Выдал ее! Лена, конечно, потребует от Юры объяснений, и тогда Шарок признается, что комната эта не только для интимных встреч. Но секретных сотрудников не выдают, он ответит за то, что допустил их встречу. Вика сообразила, какой получила шанс: теперь уж Юрочке придется отпустить ее, теперь уж он не выкрутится. Сегодня он поиздевался над ней, теперь поплатится за этот унизительный разговор.
Разговор был такой.
– Юра, – сказала Вика, – я выхожу замуж.
– Да? – весело ответил он. – Интересно, за кого?
Она назвала имя и фамилию Архитектора. Шарок это имя и фамилию знал. Однако особенного удивления не выразил.
– Поздравляю. Человек знаменитый.
– Сталину понравился его проект.
– Я этот проект видел на выставке, – сдержанно ответил Шарок, как бы не смея даже рассуждать о проекте, одобренном самим Сталиным.
– Нам придется с тобой расстаться, Юра.
Он сделал вид, что не понял ее:
– В каком смысле?
– Теперь я жена, чья жена, ты знаешь. У меня изменился образ жизни, рестораны кончились, старый круг знакомых отпал.
– С другими будешь встречаться.
– Нет, муж ведет очень замкнутый образ жизни. С 9 утра до 11 вечера в мастерской, а я жду его дома. Одна. Но даже не в этом дело. Я не могу, не имею права ничего от него скрывать.
– Не скрывай, – спокойно сказал Шарок.
– То есть как… Рассказать ему о наших встречах?
– Расскажи, если считаешь нужным.
– Но я дала подписку о неразглашении.
– В интересах твоего семейного очага я тебе разрешаю разгласить, – усмехнулся Шарок.
– Но он тут же меня бросит.
Шарок пожал плечами:
– За что? За то, что ты исполняешь свой долг?
Она во все глаза смотрела на Шарока. Ведь прекрасно понимает, что она никогда никому об этом не скажет. Но он не хочет выпустить ее из своих когтей, хочет, чтобы она доносила на собственного мужа, и ни на минуту не сомневался, что заставит ее это делать. Все же она ответила так:
– Хорошо, я ему все расскажу.
Он скривил губы.
– Расскажи-расскажи… А мы добавим. Всех твоих иностранцев перечислим. – Он усмехнулся. – А ты ему расскажешь, как у них, у иностранцев, устроено… С ними, наверно, слаще спать?..
– Юра, что ты говоришь?
Он ударил кулаком по столу, заорал:
– Я знаю, что я говорю!.. Ты, блядь, спишь с ними, таскаешься по номерам, ты по рукам и ногам связала себя с иностранными разведчиками. По уши в дерьме. Вот и расскажешь своему муженьку, что в них привлекательного, а он пусть послушает.
– Юра, как ты можешь? Я этих людей видела только за столом.
– Врешь! Ты спала с ними. Последний раз со шведом. Мы его знаем и всех, кто был до него, всех до единого. Тебе что, наших, русских не хватает! Чем они хуже, отвечай!
Он мог бы быть вежливее, она с ним, русским, тоже спала. Но молчала, подавленная его осведомленностью.
А он, с ненавистью глядя на Вику, продолжал:
– Ах, ах, это просто папины знакомые, знаменитости… Профессор Крамер, Россолини, Курт Зандерлинг. – В его голосе слышалась брезгливость. – «Талантливые скрипачи», ах, ах, Фриц, Ганс, Михель… Совсем по-родственному. Котики! А эти котики – активные деятели нацистской партии, фашисты, разведчики! И японцы, с которыми ты бражничаешь, все как один тоже разведчики, и крупные, есть в звании полковников. Не знаешь, зачем они к нам ездят, как они нас любят? Ты с ними путалась, а теперь приходишь: отпустите меня, не то я все расскажу мужу. Нет, милая, не расскажешь, мы сами расскажем, посмотрим, женится ли он на тебе?!
Она молчала тогда, бессильная, обреченная.
Но сейчас, идя по Маросейке, Вика не чувствовала ни бессилия, ни обреченности. Просчитался, портновский сынок! По его вине она разоблачена. Не убедил довод насчет мужа, придется посчитаться с другими доводами. Придется, Юрочка, придется.
В воскресенье Вика позвонила ему домой.
– Юра, здравствуй, говорит Вика, нам надо срочно увидеться.
– Что случилось?
– Разговор не для телефона. Хочешь, я зайду к тебе, хочешь, встретимся на улице, прогуляемся.
Ехать на Маросейку она боялась. Боялась остаться с Шароком один на один. Но и Шарок не мог предложить ей Маросейку, сегодня там не его день. Он понимал, что Вика опять начнет волынку с мужем, так что торопиться особенно нечего. Но в настойчивости Вики было что-то тревожное. Все же он недовольно пробормотал:
– Что за спешка? Увидимся в свое время, поговорим.
– Это не терпит отлагательства, – настаивала Вика. – И не в твоих интересах откладывать.
– Ничего-ничего, потерпишь.
– Ну что ж, – холодно проговорила Вика, – я тебя предупредила, потом пеняй на себя.
– Это что, угроза?
– Рассматривай как хочешь. Я тебя спрашиваю в последний раз: можешь ты сейчас выйти на Арбат?
– Прямо сейчас?
– Можешь через час, можешь через два, назначь удобное время.
– Ладно, через час мы встретимся на Собачьей площадке, мне нужно в ту сторону.
– Посидим, – предложила Вика, показывая на пустую скамейку в сквере.
– Нет, – возразил Шарок, – мне нужно на Воровского.
Они пошли по Трубниковскому переулку.
– Так что случилось?
– Что случилось? – повторила Вика с усмешкой. – А то, что квартиру, Юрочка, где мы с тобой встречаемся, не следует превращать в дом своих любовных свиданий.