– Базука осталась в грузовике? – спросил он.
– Вы не приказывали ее взять, – прозвучал в ответ голос.
– Вы, двое, бегом. Назад вернетесь на грузовике, – рявкнул он, с опаской посматривая на закрытые роллеты ворот.
Двое боевиков опрометью бросились в темноту. Ахмад нервно заходил. Впервые его постигла такая крупная неудача.
– Ничего, ничего… – проговорил он себе под нос. – Я до них доберусь.
Аль-Салих подошел к стене, взял приставную лестницу и поднял ее. Лишь только верхняя перекладина поднялась над стеной, коротко прострочил автомат. Древесина разлетелась в щепки.
– Окопались. – Аль-Салих с досады даже сплюнул.
Послышалось урчание мотора, блеснули фары. Грузовик подкатил к вилле, стал напротив ворот.
Ахмад сперва сам взял в руки базуку, а затем благоразумно передал ее в руки одного из боевиков.
– Сносишь ворота, – приказал он. – Затем, пока дым не уляжется, остальные врываются во двор. Косим огнем все, что движется. Захватываем виллу. Задача ясна?
Боевик стал напротив ворот, вскинул базуку на плечо. Полыхнуло огнем. Ракета врезалась в ворота. Огненный шар взрыва осветил ночь. Во все стороны полетели осколки кирпичей, изогнутые металлические прутья. Двор заволокло дымом.
– Вперед! – закричал Ахмад.
Его люди рванули в образовавшийся пролом, на ходу строча из автоматов. И тут из глубины двора отозвался крупнокалиберный пулемет, полетели гранаты. Уцелевшие боевики в панике ломанулись назад, сбивая друг друга, топча упавших ногами.
– Назад! – кричал Ахмад, но было уже поздно, его люди в панике бежали.
Это были уже не бойцы, а стадо перепуганных баранов. В проеме оказались люди Сенхариба. Они словно выполняли его, Ахмада, собственный приказ – косили огнем все, что только двигалось. Зашипели простреленные колеса грузовика, посыпалось лобовое стекло. Ахмад пару раз выстрелил и, не выдержав, побежал сам, ощущая спиной летящие вслед ему пули. Бежавший рядом с ним боевик вскинул руки и упал замертво. Аль-Салих пробежал еще с десяток шагов, упал и пополз, извиваясь, как змея. Сзади еще слышались крики, выстрелы, но сомнений у полевого командира не оставалось: бой он проиграл окончательно, самое время уносить ноги. Он вскочил и помчался, пригнувшись, втянув голову в плечи. Опомнился только, когда оказался возле своего джипа. Перепуганный бородач пытался завести его. Ахмад наставил на него пистолет и крикнул:
– Вон из-за руля! Все вон!
Боевик выскочил из машины как ошпаренный и метнулся в темноту. Аль-Салих вскочил за руль. Заурчал мотор. Даже не закрыв дверцу, Ахмад рванул вперед, из-под протекторов полетели камешки. Затем так же резко он вдавил тормоз, обернулся. Четверо его людей смотрели на него.
– Садитесь! – зло приказал он, поняв, что окончательно потеряет авторитет, если бросит своих подчиненных…
Боевики Сенхариба бродили среди мертвых тел, светили фонариками. Вместе с другими ходил и Саблин. Странно, но ему почему-то казалось, что не он убил часть этих людей. Случилась бессмысленная бойня.
«Чего хотел Аль-Салих? Зачем ему понадобилось нападать на виллу? – думал Виталий. – Неужели в самом деле прав адмирал Исмаиль и Ахмад сплавляет мины в море? Но если Аль-Салих тайный агент Дамаска, то почему Нагибин не имеет этой информации?»
Один из лежащих на земле боевиков пошевелился. Виталий присел рядом с ним. Араб пытался дотянуться до выроненного автомата.
– Тебе он больше не нужен, – отодвинул его подальше каплей. – Зачем приходил Ахмад? – спросил Саблин.
– Он хотел… – Раненый закашлялся, кровь пошла горлом, голос пропал, слышался лишь неразборчивый шепот, к тому же боевик путал английские и арабские слова.
Виталий склонился над ним:
– Не спеши, повтори…
Сенхариб подошел, стал рядом.
– Тут раненый, – сказал каплей, поднимаясь. – Ему надо оказать помощь.
Адан сделал скорбное лицо.
– У нас нет медика, а он не жилец. У войны свои правила.
Прозвучал выстрел из пистолета, раненый дернулся, замер, из простреленной головы потекла кровь.
– Аль-Салиха среди убитых нет, – наконец доложили командиру.
Адан тяжело вздохнул и глянул на Саблина.
– Он не оставит своих попыток. И нужно быть готовым к этому.
Из-за гор поднималось солнце. Его утренние лучи позолотили море. Казалось странным, что среди таких прекрасных пейзажей могут обитать смерть и страдания.
Плавучий госпиталь по-прежнему стоял на рейде. Грифитс сидел у себя в каюте перед компьютером. Кэтрин, хоть и любила поспать подольше, не собиралась доверить монтаж снятого материала оператору, а потому и приперлась к нему с самого утра, но все равно опоздала. Работа уже началась.
– Кофе у тебя найдется? – Журналистка заглянула через плечо своего друга на экран.
– Кофе подают в столовой, – не оборачиваясь, ответил Джон и отмотал уже смонтированную часть записи, включил воспроизведение. – Можешь сходить, заодно и мне принесешь.
– Вечно ты меня с невыгодного ракурса снимаешь, – возмутилась Кэтрин, глядя на экран. – Выгляжу полной дурой. Ты не мог мне сказать, чтобы я глаза к небу не закатывала? И второй подбородок мне из ничего создал.
– Ты в кадре такая, какая есть в жизни, – возразил Грифитс. – Не хуже и не лучше. Зрителя не твоя мордашка интересует, а то, что ты говоришь в кадре.
– Я тут не говорю, а с рамками иду. И вообще, что это за выражение – «мордашка», я для тебя что – собачонка или котенок?
– Вот уж точно, женская логика в действии. Я хотел сказать этим словом, что ты миловидная. А ты подводишь все к тому, будто я тебя сучкой назвать собрался. Кстати, ничего зазорного и в этом слове я не нахожу. Почему-то женщины обожают, когда их называют стервами, и обижаются, когда – суками. А разницы никакой. Не нравится, как я смонтировал, садись за монтажный компьютер сама и работай, а я за кофе схожу. Тебе со сливками или черный?
– Обойдусь и без твоего кофе. Ты же знаешь, я не люблю монтировать, я люблю только давать ценные советы. Кстати, посмотри на экран, тебя по скайпу вызывают, а ты не отвечаешь.
Грифитс подвел мышку к окошку скайпа, но тут же спохватился. Вызывал его тот самый человек, который щедро платил, покупая снятые материалы, но при этом не желал показывать свое лицо и называть имя.
– Кэт, это женщина. Я не хотел бы, чтобы ты слышала наш разговор. Выйди, пожалуйста.
– Женщины себе такие ники не придумывают, – усмехнулась Кэт.
– Я попросил тебя выйти.
– Не очень-то и хотелось слушать. – Журналистка вскинула ладонь, будто прощалась надолго, и, запахнув халат, выплыла из каюты.