— Не скажу, что я заподозрила этого Михаила Сергеевича, но тем не менее довожу до вашего сведения, босс, что я посчитала возможным оставить в его квартире «жучок», — доложила я, когда мы сели в машину.
— Ну что ж, — отозвался Родион Потапович, — это не лишено целесообразности.
— Да уж конечно! — воскликнула я. — Да… а что мы делаем дальше? У вас есть план?
— План?.. Разумеется, у меня есть план, — отозвался он, — для начала мы вернемся домой и отужинаем. На сегодня хватит треволнений. А завтра, Мария, будет вот что: мы разделимся. Я поеду в одно место, ты — в другое. Потом, что называется, объединим усилия, ну и…
Такое проявление инициативы со стороны босса меня удивило. Обычно он был крайне инертен и предпочитал не покидать своего кабинета, как уже было замечено несколько выше. А тут не только приехал по своей инициативе сначала на квартиру к убитой Амалии Шпеер, а потом к Храмову, но и предложил — сам! — разъехаться по разным адресам. Это могло означать только одно: дело приобретало большой интерес для Родиона Потаповича.
— И куда же поедете вы? — спросила я.
— Я поеду к Каморину Филиппу Юрьевичу, директору фирмы «Фаворит». Не всегда же выпадает такой удобный случай познакомиться с главой любимой букмекерской конторы! — усмехнулся Родион.
— С вами ясно. А что вы уготовили мне, босс?
— Еще проще. Ты, Мария, поедешь на квартиру, которую снимали Катя Деева и Инна Малич, эти любительницы живописи и Третьяковской галереи. Представишься как человек, готовый снять квартиру, причем желательно без посредников. Без посредников — это лично хозяйке пойдет вся сумма. Понимаешь меня?
— А если она уже сдала?
— Нет, не думаю. Я звонил ей сегодня и просил пока что придержать квартиру. Кстати, оказалось, что Инна Малич уже неделю как там не живет — с того самого дня, как убили Дееву, ее подругу.
— Неделю как не жила, — поправила я.
— Ну да. При этом многие из вещей Инны остались в квартире. Хозяйка, неприятная, если судить по голосу, женщина, подумала, что нечего играть в прятки, и решила расторгнуть контракт, потому что Инна и Катя на две недели задержали месячную выплату за квартиру. Вот, правда, уведомить о своем решении самих жилиц ей не удалось. По известным нам с тобой причинам. Кстати, мне кажется, что эта дамочка — владелица квартиры — до сих пор не знает, что обеих ее постоялиц убили.
— То есть под предлогом, что я хочу снять квартиру, мне следует тщательно осмотреть…
— Вот именно!
— Но зачем такие сложности, босс? Не проще ли ткнуть этой даме в ясны очи одно из удостоверений или, скажем, взять с собой Альберта Эдуардовича Сванидзе, который имеет право осматривать что ему заблагорассудится… все-таки работник прокуратуры… и… Что вы смеетесь, Родион Потапыч? Ну что вы так хохочете-то? Я вас не понимаю.
— Ох!.. — выдохнул босс, справившись с приступом накатившегося хохота. — Ну и ну!.. Это надо же — так ловко сказать.
— А в чем дело-то? — заершилась я.
— Да по сути ни в чем, — уже спокойнее проговорил он. — Теперь отвечу на твой вопрос. Не надо светиться перед ней тем, что мы ведем расследование. Это, очень может статься, перестраховка, излишняя предосторожность, но тем не менее… Кто ее знает? А что касается того, почему я так смеялся, то ты сейчас сама поймешь. Дело в том, что я очень убедительно просил эту даму, ее зовут Вероника Максимовна, придержать квартиру и не открывать съемной вакансии в риэлторских конторах. Я сказал, что если меня устроит, то я заплачу на сто баксов больше. Конечно же, она согласилась и теперь ждет меня или моего представителя завтра в десять утра.
— Это ясно. Но не совсем ясно все-таки, что вас так развеселило.
— Ах да. Дело в том, что ты упомянула нашего общего знакомого, господина Сванидзе. Так вот, когда эта Вероника спросила меня, с кем она имеет честь, дескать, представьтесь, я сказал первое имя-отчество, что пришло в голову.
— И это было… — уже догадавшись, в чем дело, произнесла я.
— Ну да! Альберт Эдуардович! Так что завтра, придя к этой мымре, я хотел сказать — почтеннейшей женщине, ты скажешь: я от Альберта Эдуардовича.
* * *
Проходя по Земляному Валу на следующий день, утром, я поневоле оглянулась в сторону неоновой вывески с футбольным мячом, из которого словно бы выбегала надпись «Фаворит». Тут же переминались с ноги на ногу несколько мужчин: контора еще не открылась. «Мужики небось жаждут «отнести», как Бранн, — подумала я. — Кстати, как там, в КПЗ, этот бедняга. Надо будет сегодня позвонить. Или лучше это сделает босс. А то старикашку замордуют. Тот капитан, верно, захочет повысить раскрываемость, так что будет «колоть» несчастного Труху по полной программе…»
По улице летела поземка. За ночь наконец-то изрядно похолодало, и установилась настоящая зима, такая, какой ей и следовало быть. А не сырая насморочная погодка, словно бы зависшая между небом и землей в раздумье: то ли вернуться обратно к поздней осени, то ли перейти в студеную зимушку.
Квартира, в которой жили Инна Малич и Катя Деева, располагалась в большом сталинском доме, с широким двором и просторными чугунными воротами, препятствующими въезду во двор машин. Этот дом находился буквально в паре кварталов от сакраментального места — пункта приема ставок, возле которого, спасаясь от холода, подпрыгивали и топтались несколько страдальцев.
Через несколько минут я звонила в дверь нужной мне квартиры. Никаких звуков за дверью не возникло, но уже через несколько секунд я почувствовала, что меня пристально разглядывают в «глазок». Потом высокий, с металлическими нотками женский голос спросил:
— Вы к кому?
— Я к Веронике Максимовне. От Альберта Эдуардовича, — заученно ответила я. — Посмотреть квартиру.
За дверью замолчали, и было очевидно, что меня подвергают детальному осмотру. Правда, согласно инструкции босса, я оделась максимально чопорно. Не знаю, зачем он дал мне рекомендацию нарядиться в стиле сорокалетней матроны, но одно несомненно — Шульгин никогда и ничего не делает просто так. На мне была черная шуба, платок и очки, а все вместе вызывало ассоциации с Ольгой Дроздовой в фильме «Бандитский Петербург». Правда, Дроздовой следовало бы сделать старушичий макияж и изменить прическу на более старомодную.
Судя по всему, моим внешним видом остались довольны, потому что дверь открылась и меня пригласили:
— Входите. Вероника Максимовна — это я.
Вероника Максимовна оказалась сухощавой дамой с морщинистой шеей и неожиданно молодым для ее возраста — ну уж никак не меньше пятидесяти лет, если судить по ряду косвенных признаков — лицом. У нее был вздернутый нос и пряди в виде колечек, спускавшиеся с висков.
— Доброе утро, — внушительно сказала я деланым контральто. Меня даже забавляла эта неуместная, на мой взгляд, игра. — Меня попросил Альберт Эдуардович. Сам он не смог выехать. Ему нужна хорошая квартира. Но без посредников. Сами понимаете, что он готов заплатить больше, чем если бы найм оформлялся через соответствующее агентство.