— Геннадий, — сказала я, улыбаясь, — а в чем суть этого вашего шоу-балета «Гладиаторши»? Танцы… с саблями, что ли? Или как?
— Вы слишком любопытны, милая Елена, — сказал Геннадий. — Но так уж и быть. Перед лицом и прочими органами двух таких очаровательных леди откроюсь: специфика нашего шоу-балета состоит в имитации боевых действ. Надеюсь, вам известно, кто такие гладиаторы? Ольга, вы?
— Ну, это такие… в древности… которые, в общем, — содержательно ответила та.
— Мысль понята. Впрочем, интеллект и эрудиция у нас не главное. А вы, Елена, что думаете по этому поводу?
— По поводу гладиаторов? Это — рабы, которые сражались насмерть в цирках и на ристалищах, — сказала я и добавила: — Это мы по истории проходили, еще в школе.
— Ну и ладно. В общем, милые леди, поступим так: сейчас вы устроите маленькое гладиаторское шоу между собой, а я посмотрю да понаблюдаю. Кто выиграет, та и победила. Но чтобы без увечий мне! — грозно предупредил он. — Первая, кто поставит сопернице синяк, будет выпровождена не солоно хлебавши! Нам не нужны выбитые зубы, синяки под глазом и про-о-очие неудобства-а, — добавил он прежним мурлыкающим тоном.
— Я тебе сейчас покажу цирки и дристалища, — сказала Ольга сквозь зубы, — образованная нашлась…
— Не дристалища, а ристалища, — в тон ей ответила я. — Ты небось, прежде чем сюда пришла, работала в туалете ершиком, нет?
— А тебя, случаем, муж не бьет или это у тебя макияж такой? — ядовито отозвалась она.
— Юморная, да? Но Геннадий сказал, что для этой работы юмор, как и интеллект с эрудицией, не главное, — незамедлительно парировала я.
Она фыркнула:
— А что это у тебя ручки дрожат? Не алкоголизм ли?
— У меня-то со здоровьем все в порядке. А вот у тебя что-то правый глазик прямо смотрит, а левый в сторону. Пути к отступлению высматриваешь?
— Ну ты и сука! — прошипела она, верно исчерпав лимит сарказма, положенного ей природой.
— Вот мы и перешли на личности, дорогая бойцовая курица, — сказала я, чуть пятясь. — Кстати, а где ты себе лифчик покупала? У меня две таксы-близнецы, они всегда рядышком бегут, так им намордники нужны. Твои чехлы как раз по размерчику.
— Ну, шалава, держись! — И она рванулась ко мне, а я уклонилась и проскользнула под ее локтем со словами:
— Ой, тетенька, не надо! С детства боюсь лошадей!
Геннадий беззвучно хохотал, осев на сложенные стопочкой гимнастические маты…
После этого обмена комплиментами я оставила болтовню: противница оказалась несколько быстрее, чем я могла предположить, исходя из ее габаритов и мышц. Не знаю, способствует ли академическая гребля, да еще в сочетании с самбо, скорости реакции, но Ольга оказалась стремительной, как каноэ, несущееся к олимпийскому финишу. Будь я помедленнее, я несколько раз уже могла угодить в ее захват, а там меня ожидали такие тиски, что не поздоровилось бы и мужику, даже такому здоровому, как охранник Слава с мускулистыми ушами-переростками.
Впрочем, я все равно не пускала в ход и половины своих возможностей. Конечно, я прекрасно сознавала, что могу вырубить эту Ольгу одним мгновенным ударом и даже убить, — но этого не нужно. Геннадию требовалось шоу. Он его получит. И потому я играла с монументальной Ольгой в кошки-мышки, ее длинные руки вспарывали воздух, грозя вот-вот поймать меня, но всякий раз я ускользала.
Геннадий замурлыкал и вынул блестящую фляжку, из которой отхлебнул внушительный глоток. Судя по тому, как заблестели его глаза, там был явно не кефир.
— Давайте, кобылки! — проявив сомнительное остроумие, пришпорил он. — Берегите филейные части! В задницах, говорят, самое сладкое мясо!
Кажется, Ольга разозлилась не на шутку. Наверное, даже опасность не попасть на работу из-за предупреждения Геннадия — не наносить телесных повреждений — померкла для нее, затемненная желанием достать, смять меня, восторжествовать надо мной, а там будь что будет, ведь победителей не судят!
Я изогнулась и, сделав мгновенный выпад, ударила ее под ложечку. Вполсилы. Зря я пощадила ее. Мой кулак встретил сплетение сильных мускулов, и в следующую секунду она успела перехватить мое запястье и рванула так, что, не подайся я по вектору ее движения, рука была бы вывихнута. Я упала лицом на пол, успела сгруппироваться и спружинить, но тут она рухнула сверху и сжала меня руками. Моя шея попала в мощный локтевой захват, перед глазами помутилось, и тут я поняла, что такое — два года интенсивного занятия самбо, помноженного на годы и годы тренировок в академической гребле. Ольге было, вероятно, чуть за двадцать, но спорт превратил ее руки в могучие гидравлические рычаги, а все тело уподобил плотно скрученному веретену стальных нитей.
Зря я играла с ней, задействуя даже не половину — десятую долю своих возможностей. Могу доиграться!
Она хрипела у меня над ухом, пытаясь вырубить, выключить. Я смогла перевернуть ее на спину, сама оказалась сверху, но моя шея была по-прежнему в роковом локтевом захвате, от которого едва ли смог бы избавиться даже сильный мужчина. В пылу борьбы с нее сползли трусики и лифчик, опрометчиво названный мной сдвоенным «намордником для такс-близнецов»; мое же собственное белье трещало. Все это доставляло Геннадию еще большее удовольствие, хотя он и заявлял декларативно, что он — педераст и женщинами нисколько не интересуется.
Конечно, я могла достать ее своими накладными когтями, выполненными по эксклюзивному заказу из титана и по внешнему виду ничем не отличающимися от обычных женских ногтей, аккуратно и эффектно накрашенных. Но этого делать не стоило: Геннадий явно не любил крови и того, чтобы ему портили товар. Товар — это нас, кандидаток.
Меня выручила только моя гибкость, поставленная Акирой и оттренированная мною до совершенства. Я извернулась так, что получила возможность ударить пяткой в ее живот. Первый удар скользнул по боку, зато второй попал прямо в солнечное сплетение и сбил ей дыхание. Она содрогнулась и на секунду ослабила хватку, но этого мгновения мне хватило, чтобы вынырнуть из ее захвата. Она согнулась на полу, а я вскочила, нарочито эффектно изогнувшись, и сделала над ней сальто, приземлившись так, что одна моя нога встала справа от ее корпуса, а другая — слева, буквально в сантиметре от ее обнаженного бедра! Она лежала подо мной, ненадолго ослепшая от боли, и я, склонившись, коротким тычком выгнутой ладони ударила ее в висок. Не очень сильно, отточенным, отработанным ударом.
Глаза Ольги закатились, она вздрогнула всем телом и замерла, а я застыла над ней, наклонившись, вытянув вперед бьющую руку и эффектно выставив на обозрение Геннадия, как выразился он сам, «филейную часть».
— Уф! — выдохнул он. — Ловко. Надолго ты ее… того?
Я выпрямилась и пожала плечами:
— Ну, Геннадий… минут на пять.
— Красиво двигаешься, — похвалил он. — Я-то в этом толк понимаю, все-таки балетную пластику преподавал. Красиво, как кошка дикая… тигрица или эта — пантера.