— Я-а-асно, — мрачнея, протянул Родион, — значит, по-вашему, мальчик вышел из дому среди бела дня, в центре Москвы, в час пик, когда на улицах полно людей и особенно машин — и пропал? Тем более шел он не куда-нибудь в неопределенном направлении, а в магазинчик, который виден из вашего окна? Куда же он мог деться? Вы знаете, Ноябрина Михайловна, а не склонен ли ваш Илюша к злым шуткам? Как он к вам относится?
Гражданка Клепина потупилась. Она затеребила рукав и стала возить своей растоптанной эрзац-туфлей по нашему многострадальному — недавно купленному и уже помеченному Сванидзе! — ковру.
— Я поняла, что вы имеете в виду, Родион Потапович, — проговорила она, — вы думаете, что мальчик просто над нами подшутил. Я тоже так сначала и подумала, потому что он проказник и некоторые его шутки и выходки очень злые. Видите ли, он, Илюша, из богатой семьи, в то время как я… мы…
«Бедные родственники», — подумала я.
— Бедные родственники, — в такт моим мыслям договорила Ноябрина Михайловна.
Родион не спеша, с достоинством откашлялся и промолвил:
— Видите ли, уважаемая. Боюсь, что у нас не сложится. Дело в том, что за такие дела, что вы сейчас изложили, наша фирма не берется. Это, как говорится, чистая бытовуха, и обращаться за расследованием к нам бессмысленно. Как, скажем, бессмысленно копать огород экскаватором, — подпустил хвастливую метафору Шульгин. — Бессмысленная и чрезмерная трата сил и средств. Видите ли, Ноябрина Михайловна, наша фирма занимается более серьезными делами, и меня удивляет, что наш общий знакомый, Альберт Эдуардович Сванидзе, не предупредил вас об этом. Равно меня удивляет, что он не поставил вас в известность о расценках, которые у нас в ходу. Это довольно приличные суммы, а вы, прошу прощения за откровенность, сами только что сказали, что ваша семья не из состоятельных.
— Но мой сводный брат, Иван… — заикнулась Ноябрина Михайловна. — Он… он — богат.
— Он — быть может. Но почему же в таком случае не пришел он сам? Ведь своими средствами распоряжается он, и никто другой.
— В этом-то и вся проблема, — видя, что Ноябрина Михайловна растерялась, произнес Сванидзе. — Он ничего не знает. Он ничего не знает и не должен знать. В силу тех же причин Ноябрина Михайловна не может обращаться в милицию, потому что, как только там узнают о пропаже Илюши Сереброва, тотчас же сообщат его отцу. Иван Алексеевич — человек известный, влиятельный, водит знакомство с генералами из Московского ГУВД, так что вот такая перечница.
— Если он узнает, то он меня убьет, — пролепетала Ноябрина Михайловна. — Он — такой. Ему все равно, если Илюша не отыщется, то мне — все, конец.
— Понятно, — сказал Родион Потапович, кажется, не особо доверяя на слово ни Сванидзе, ни его рыхлой спутнице. — Сложная ситуация. Но…
— Я готова заплатить любые деньги! — воскликнула Ноябрина Михайловна. — Иван оставил нам довольно крупную сумму, чтобы Илюша ни в чем не нуждался! Я заплачу, я заплачу, сколько попросите… сколько надо! Альберт Эдуардович сказал, что вы одно из лучших частных агентств Москвы, что у вас все конфи-ден-циально, — не без труда выговорила она, — деньги… деньги не проблема!.. Лишь бы только Илюша… лишь бы только!..
— Я понял, — сказал Родион Потапович, переводя взгляд на Сванидзе, — хорошо, Ноябрина Михайловна, мы вас подробно заслушаем. Прежде всего расскажите о семье этого Илюши и о ваших взаимоотношениях с ней. Ведь вы сами сказали, что Илюша злой шутник, а этого не может быть на пустом месте. Ребенок из богатой семьи — это мина замедленного действия. Я по-прежнему оставляю в силе версию, что он вас разыгрывает. Но тем не менее…
— Он не разыгрывает, Родион Потапович! — воскликнула Клепина с жаром, который во всем ее аморфном существе сложно было заподозрить. — Не разыгрывает! Сначала я тоже думала, что это так, а потом… потом!..
— Что — потом?
— Вот это.
И она протянула боссу аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. На нем крупными буквами было напечатано: ВАШ РЕБЕНОК ВНЕ ОПАСНОСТИ. ЖДИТЕ.
— Напечатано на хорошем лазерном принтере, — сказал он. — Почти новом, в эксплуатации не больше месяца. Гм… интересно. А сам Илюша не мог?..
— Что вы, он и писать-то толком не умеет, книжки в руках не держал! Все больше за компьютером сидит, всякие ходилки-бродилки…
— Хорошо. Я думаю, Ноябрина Михайловна, нам нужно сразу договориться вот о чем. Если вы все-таки решаете прибегнуть к услугам нашей фирмы, в чем я сам, честно говоря, пока не вижу неизбежной необходимости, то нужно подписать контракт. Это — материальная сторона. Поскольку существует такая неприятная вещь, как договор и смежный с ним аванс. Мария сейчас подготовит документы, и если вас устроят сумма и сроки, то мы возьмемся за это дело. Но я все-таки честно предупреждаю: не вижу необходимости платить такие деньги, если можно обратиться куда следует совершенно бесплатно или найти более дешевую структуру. Впрочем, я готов взять свои слова назад, если вы откроете нам нечто такое, что оправдает затраты.
— Нечто такое есть… по порядку, — пробормотала та и на некоторое время онемела, когда я представила ей контракт со значащимися там суммами. Честно говоря, я ожидала, что Клепина поднимется и молча уйдет, подумав, что над ней издеваются. Аванс в две тысячи долларов — для простого обывателя сумма, слабо укладывающаяся в голове. Особенно если это только аванс.
Но Ноябрина Михайловна неожиданно проявила себя с лучшей стороны. Она взяла контракт и, вдохнув воздуху в грудь, подписала дрожащей рукой. Потом зажмурилась, верно, для того, чтобы не видеть сочетания своей подписи и диких нулей в гонорарной части документа, протянула бумаги мне. Я пожала плечами и аккуратно уложила их в папку.
— Ну что же, — сказал Родион. — Я вас слушаю очень внимательно.
— Дело в том, что семья моего сводного брата… — начала Ноябрина Михайловна, — она… она всегда нас использовала. Это всегда так было. Еще когда мой папа женился на матери Ивана и мы стали жить вместе… Иван и его мать на нас ездили. Теперь, когда мой папа и моя мачеха, мать Ивана, давно уже умерли, осталось все то же самое: Иван получает все лучшее, а я… а мне — не везет. Ну вот такая я по жизни. Он так меня и зовет: невезучка. Вот так.
«А что ж, похоже, — думала я, — судя по всему, запас невезучести у этой дамы очень большой, потому как она распространяет его еще и на своего мужа и своего сына. Те тоже какие-то… чахлые».
— Иван быстро заработал большие деньги и выдвинулся, — продолжала посетительница, — он вообще очень… очень расторопный парень. Про таких разные завистники говорят: о-от, наворовал, скотина, народного добра, нахапал, на крови людской нажился-натрескался! А кто говорит? Кто говорит? Кто сам ничего сделать не смог в жизни! Если такой умный — укради, как он, Иван! Но так укради, чтобы тебя не в тюрьму посадили, а в законодательное собрание, да еще почет и уважение оказывали и как мецената и благотворителя хвалили. Вот так. Нет, я Ваню не оправдываю. Он свои деньги недобрым путем заработал. Он и мне предлагал помочь… денег предлагал, чтобы я свое дело открыла… да только я прогорела, долгов только понаделала. Он, Иван, долги, конечно, погасил, то есть… сделал так, чтобы их как бы не было. А мне сказал: эх ты, невезучка. Это все еще до кризиса было. А после кризиса у него у самого не заладилось, только сейчас стал выправляться. А я уж больше и не пыталась. Нет у меня коммерческой жилки, понимаете, — словно оправдываясь, сказала она.