— Я все расскажу… я все расскажу, — проговорил Лакк, и его лицо пошло крупными красными пятнами, — я не хотел… так получилось.
— Не хотел похищать? — воскликнул от дверей Сванидзе, только сейчас оправившийся от неожиданной развязки. — Как это так?
— Я… я не похищал. В тот день… в тот день я ехал к Абраму Ицхаковичу, мы с ним поддерживаем отношения еще с университета. Вообще сердце — это не моя специальность, но в силу профессии я все равно… понимаю и в кардиологии. Так вот, двенадцатого у Абрама прихватило сердце. Он вызвал «Скорую», а потом, не дождавшись, позвонил мне. «Скорая», как я узнал позже, тоже приезжала, но Гирин их по-быстрому выставил. Потом приехал я. Я никак не мог въехать во двор, пришлось поднимать шлагбаум… самому пришлось. Я подъехал к подъезду Гирина, и тут из него выскочил мальчик и — прямо под колеса. Я хотел затормозить, но — поздно. Я его сшиб. Я выскочил из машины и быстро осмотрел его. Оказалось, что он без сознания… черепномозговая, сотрясение мозга. Я быстро поднял его к Абраму Ицхаковичу. Так получилось, что меня никто не видел, под окнами растут деревья, а моя машина закрыла обзор, если кто смотрел со стороны детской площадки… словом, я поднял Илью в квартиру Гирина и поставил диагноз. Черепная травматология — это же мой профиль.
— А почему же вы не уведомили родственников мальчика? — сурово спросил Берт Эдуардович.
— А вы войдите в мое положение! Сшиб ребенка, а у меня — условный срок за то, что я сбил человека полтора года назад. Я…
— А, так вы страстный автолюбитель! — кивнула я. — Чудно. Продолжайте.
— Меня бы сразу посадили, и тем вернее посадили, что отец мальчика — бандит, то есть… бизнесмен! Вот Абрам Ицхакович его знает.
— Да и я знаю! — злобно процедил Сванидзе, подогреваясь сознанием того, что он созерцает виновника всех своих страхов, сомнений и бед. — И что?
— Он бы меня… убил. (И правильно бы сделал, отразилось на лице Сванидзе.) К тому же мальчика нельзя было транспортировать. При подобных травмах малейшая встряска может иметь непредвиденные и самые тяжелые последствия. Ну вот… я и решил лечить его здесь. Приходил к Абраму Ицхаковичу. Тем более Абрам Ицхакович заверил, что мальчика не скоро хватятся: отец за границей, мачеха крутит любовь с начальником охраны, а бедные родственники… над ними Илья и не так издевался, как говорят. Стерпели бы и это.
— Это вам все Абрам Ицхакович сказал? — выговорила я сквозь зубы.
— Да… он.
— Ну что же, Петр Петрович, благодарите вашего пациента Гирина. Не исключено, что ваше врачевание будет иметь нехорошие последствия. Лет на пять общего режима.
Лакк закатил глаза и вдруг грохнулся в обморок. При этом он упал так неудачно, что ударился головой о край кровати. Редкие волосы на его выпуклом черепе окрасились кровью.
— Черрт! — воскликнула я. — Какой слабонервный эскулап! Ну что вы смотрите, Абрам Ицхакович? Идите вызывайте «Скорую»… вы в этом вопросе большой мастер!
На этот раз «Скорая» ехала существенно быстрее. Забрали и Илюшу Сереброва, и так и не пришедшего в себя доктора Лакка. Сванидзе распорядился отвезти обоих в ту же больницу, в которой лежал Родион, для чего, кажется, несколько превысил свои служебные полномочия.
Когда пострадавших увезли, Сванидзе посмотрел на меня мутными глазами и произнес:
— Конечно, этот Лакк, будем откровенны… редкостный чудак на букву «м», да и вы, Абрам Ицхакович… (Вопреки обыкновению, Гирин скорбно молчал.) Но все равно — никто не заставит меня поверить, что он и есть убийца. Не похож он на убийцу, чтоб меня!..
— А он и не убийца, — отозвалась я. — И давайте, Альберт Эдуардович, на темы, близкие к упомянутой, поговорим в другом месте. Хорошо?
Сванидзе кивнул.
— А все-таки, как ты вычислила этого доктора Лакка и то, что мальчик в квартире Гирина?
— О, это было непросто. Но начнем с того, что я в первый визит к Гирину наткнулась на Лакка. У него был удивительно всполошенный вид, и больше всего он испугался, что я приняла его за слесаря-сантехника. Конечно, одна встреча — это ничего. Однако я встретила его же в день убийства Игната Клепина. Тут я задумалась. Особенно после того, как он, пыжась, поднял шлагбаум и проехал через него на грязной зеленой «восьмерке». Именно такая есть в этом дворе у некоего Гнилина, и именно его якобы видел в день исчезновения Илюши дворник Калабаев. Калабаев еще сказал, что Гнилин удивительно туго поднимал шлагбаум, хотя обычно делал это с легкостью. А в том-то все и дело, что в день исчезновения Ильи во дворе стояла машина Лакка, а никакого не Гнилина. После этого я заинтересовалась Лакком. Попросила Антон Антоныча Бородкина проследить, в какие дни Лакк приходит к Гирину. Врач-травматолог, специализирующийся на черепно-мозговых повреждениях, каждый день ходит в квартиру к человеку, у которого нелады с сердцем, — это забавно. При этом Лакк испуган. Но все это — еще ничего, я не находила прямой связи между исчезновением Илюши и визитами Петра Петровича Лакка. А обнаружила я ее только сегодня днем. Да! Лакк сам невольно разоблачил себя, когда сказал о Родионе: он вне опасности, ждите. Точно такая же фраза была в письме, полученном Клепиными. И тогда все стало ясно. Еще несколько мелких штрихов, которые я не стану приводить, потому как они угадываются без особых проблем — и все. Картина инцидента восстановлена.
После того как мы со Сванидзе вышли из квартиры Гирина (немедленно наглотавшегося таблеток от всех мыслимых заболеваний), я произнесла:
— Главное, что меня радует, это то, что теперь наследство не достанется этой жабе Камилле. Ничего. Пусть полирует свои телеса в сочинской клинике. Тут ее ждет превосходный сюрприз.
Я была очень довольна собой.
Во дворе ко мне подошел Антон Антоныч Бородкин, уже подшофе, и объявил, что после похорон дворника Калабаева у него нет ни копейки на организационные моменты. Тонкий намек был понят, за праведные труды на тучной ниве шпионажа дед Бородкин получил пятьсот рублей и, удовлетворенный, удалился в магазин. В тот самый злополучный магазин.
Сванидзе посмотрел ему вслед:
— Теперь дело за главным: поймать убийцу.
— Я все-таки надеюсь, что это только вопрос времени, — ответила я. — Очень скорого времени. И ловить убийцу будешь ты. Родион подтвердил, что я вычислила правильно. Теперь можно не бояться, что спугну. Никуда он не денется.
Сванидзе затаил дыхание. Пнул ногой горку красно-желтых листьев и проговорил:
— Ну… и кто?
— Знаешь что? Идем к Ноябрине Михайловне в больницу. По-моему, еще не поздно. Меня в последнее время по каким только лечебницам и врачам не носило. Она ведь лежит в той же больнице, что и Родион Потапович, только в другом корпусе. Я с ней хотела переговорить. Не поздно?
— Половина седьмого вечера. Не поздно, там посетителей до семи пускают. Сейчас позвоню, узнаю, как она, — сказал Сванидзе. — А ты пока побеседуй с Антон Антонычем, вот он идет. Уже тепленький. Верно, твои деньги — в коня корм.