– И что мне сделать, когда доберусь?
– Возьмёшь подзорную трубу и сядешь там, где начинается ход.
– В круглой башне?
– Да. Наверху круглой башни. Оттуда прекрасно виден двор-карантин. Я буду там сидеть, один, без оружия. Ко мне выйдут патер Люпус и вся его свита. Что им сказать, чтобы вышли, я уже знаю.
– Без оружия?! – не поверил себе Бэнсон.
– Именно. Их будет там человек тридцать пять. Вся отборная гвардия Люпуса. Тебе нужно хорошо настроить трубу, чтобы увидеть всё, что я предприму.
– Да, – проговорил озадаченно Бэнсон. – Без оружия, в одиночку, против целой армии… Даже придумать нельзя, как победить в такой ситуации!
– Можно победить. В этом – секрет и в этом – урок.
– Но это не слишком опасно, Альба?
– Единственно, чего я сейчас опасаюсь, – как принц Сова выстоит одновременно и против охотников за черепами, и против ван Вайера. Как только будет покончено с Люпусом, нужно немедленно брать лошадей и ехать в Плимут.
Бэнсон, соглашаясь, кивнул.
– Ну вот, – сказал Альба, закончив бриться. – Теперь нам нужны: подзорная труба для тебя и две курительные трубки с мелкорезанным табаком – для меня.
– Но мастер, – удивлённо сказал Бэнсон, – ты же не куришь?
– Это один из пунктов секрета. Иди бери трубу, бери лошадь и скачи в лес. Сорока минут тебе вполне хватит, чтобы вернуться и засесть наверху круглой башни. Свои переговоры я начну через час.
Бэнсон кивнул, повернулся и вышел.
Альба неторопливо встал, приготовил найденные в бюро кастеляна трубки, табак. Хорошо вычистил их, табак нарезал помельче. Выждал время. Зажёг трубки и, окутавшись клубами ароматного синего дыма, пошёл к смотровому окну.
– Что случилось, Альба? – спросил с ноткой тревоги Люпус из-за стены. – Зачем ты отослал помощника? За подмогой? Уже не надеешься на свои силы?
Альба встал перед окном, откинул капюшон.
– Сколько ты дашь мне денег, Люпус, – сказал он устало, – если я сообщу тебе, кто меня нанял, чтобы тебя убить? И кто из твоих людей работает на меня?
– В моей свите есть твой человек? – озадаченно проговорил патер.
– Ну а откуда бы я узнал, что ты направился на Мадагаскар? – вопросом на вопрос ответил Альба.
– Я не буду называть сумму! – взволнованно проговорил патер. – Ты просто те деньги, за которые тебя наняли, умножь на десять! Это и будет моей платой!
– Здесь неподалёку, – сказал Альба, – есть пустой двор. Я там буду сидеть и курить свои трубки, без оружия и один. Пошлите людей, пусть обыщут меня и весь монастырь. Вот мой клинок, я кладу его здесь. Даже балахон свой сниму. Я считаю, что война кончилась. Я желаю вести переговоры.
И ушёл, снова окутавшись синим дымом.
Бэнсон, рассматривавший в трубу карантин, увидел, как во двор вошёл Альба, обнажённый, в коротких полотняных штанах, без Кобры и без всякого иного оружия. В руках он держал низенький, с четырьмя толстыми круглыми ножками табурет и две дымящиеся трубки. Установив табурет примерно в центре ими копанной ямы, он сел и, сняв и отбросив сандалии, стал курить.
Во двор медленно вышли настороженные люди. Все с оружием. Курки мушкетов были взведены, остро поблёскивали жалами шпаги. Вошедших действительно было почти четыре десятка. В центре этой внушительной группы двое бойцов держали огромные кованые стальные щиты. За ними, укрывшись, маячил небольшой человек в чёрном монашеском одеянии. В руках у одного из вошедших Бэнсон заметил жёлтое лезвие Кобры.
– Что же, – сказал Люпус из-за щитов. – Начнём переговоры, уважаемый мастер-убийца. – И добавил, обращаясь к своим: – Опустите мушкеты.
– Вот и ты, патер Люпус, – голосом, в котором слышалось огромное облегчение, произнёс Альба. – Сколько лет…
– Скажи, – спросил испугавшийся вдруг его тона прячущийся за щитами, – а для чего ты куришь одновременно две трубки?
– Для надёжности, – ответил монах. – Если вдруг, под нелепым капризом судьбы, одна и погаснет, то вторая всё дело спасёт.
– Какое такое дело?
– А вот, видишь, – и Альба, наклонившись, выбил из трубок на землю два огненных малиновых ядрышка.
Взгляды всех в этот миг были прикованы к этим двум тусклым огням. А старый монах чуть отвёл в сторону свою босую ступню, и вдруг оказалось, что под ней находится чёрная узкая щель, которая есть не что иное, как проём между двумя присыпанными землёй дощечками. И монах, не опасаясь обжечься, голыми пальцами подтолкнул огненные комочки и сбросил их вниз, в этот маленький чёрный проём.
Бэнсон ещё не понял в тот миг, что бочки, которые Альба катал прошлой ночью, были вовсе не с золотом. Он сквозь стекло своей подзорной трубы увидел вдруг лишь черноту. Удивлённо вскинув глаза, Бэнсон успел заметить, как на месте двора-карантина поднимается громадный столб дыма и пыли. В ту же секунду к нему долетел и оглушил его удар страшного взрыва.
Наполняясь ужасом от понимания происшедшего, Бэнсон дёрнул в сторону головой, но успел разглядеть, как из этого чёрного столба вылетела и, сверкнув, унеслась в сторону леса маленькая жёлтая искра.
Тугая волна воздуха ударила в стену круглой башни. Бэнсон посмотрел в сторону карантина. В первый миг он ничего не смог разобрать. Лишь когда пыль немного осела, он разглядел, что две короткие стены карантина вышибло в стороны, а две длинные, наоборот, упали вовнутрь, накрыв собой останки всех, кто там был.
Бэнсон долго бродил в той стороне, куда улетела жёлтая искра. За его спиной, в самой середине монастыря, всё ещё поднимался к ясному небу бледный столб дыма. Светило солнце. Наконец, торопливо склонившись, Бэнсон поднял из потемневшей от заморозков травы неповреждённую Кобру.
Через час он на приведённой из леса лошади ехал прочь от монастыря. Вторую лошадь, с двумя небольшими дорожными вьюками по бокам, Бэнсон вёл в поводу. И направлялся он не на север, домой, в сторону Бристоля, а на юг.
Он ехал к принцу Сове. В Плимут.
конец третьей книги