А преследователи, сократив дистанцию до прицельной, встали на колена. У плеч их блеснули стволы.
– Вайер, стой! - воскликнул Сова. - Мы сдаёмся!
Он отложил мушкет и встал во весь рост. Стал подниматься и Бэнсон, и в этот миг из-за их спин вышел мастер Йорге. Он ступил пару шагов и встал, подняв на уровень головы и вытянув вперёд-вверх руки с обращёнными к преследователям ладонями.
– Бэнсон, Сова, - сказал он спокойным голосом. - Помогите спустить оставшихся. Стрелять в нас не будут.
Но, словно в насмешку над ним, маленький человек внизу махнул тростью и все десять чёрных стрелков разом спустили курки. Бэнсон, взревев, подхватил мушкет и, приложившись, тоже нажал на спуск.
Это было неописуемо. Снизу не раздалось ни одного выстрела. Не выстрелил и мушкет Бэнсона. «Сдуло порох с полки!» - подумал он и, схватив другой мушкет, снова приложился и выстрелил. Вернее, попытался. Кремень высек из стальной пластины-огнива отчётливый снопик искр, и они, шипя, упали на ниточку пороха - но упали словно в песок. Выстрела не было.
– Спускайте оставшихся, - повторил Йорге. - Стрельбы не будет.
– Порох не загорается! - дрогнувшим голосом произнёс Бэнсон.
– Да, - сказал Йорге, стоя с вытянутыми руками. - И не загорится.
Сова, ошалело захохотав, метнулся на гребень, схватил двоих детей подмышки и легко запрыгал вниз, вниз, мимо удерживающих канат матросов. Йорге стоял, не шевелясь. Распростёртые руки его мелко-мелко дрожали. Чёрные люди внизу, взмахивая ножами, разрезали пороховницы, меняли порох на полках. А Бэнсон уходить не спешил. Оскалив зубы, он почесал пулевой шрам на щеке и, с этим зловещим оскалом, наклонился и поднял арбалет. Вставил плечевой упор, приник глазом к прицельной раме - и нажал скобу. Внизу, среди чёрных загонщиков, нелепо взмахнул рукой и опрокинулся навзничь маленький человек. Чёрные фигурки облепили его, как муравьи. Подняли, понесли.
– А теперь иди, Бэн, - сказал, не двигаясь, Йорге. - Крикнешь мне, когда все будут в шлюпках.
Когда шлюпки отплыли, загонщики всё-таки показались на кромке высокого берега. Встали в линию, подняли мушкеты. Но проверить, будут ли они стрелять теперь - не пришлось. С борта «Марлина» залпом ударили пушки. Заряжены они были не ядрами, а картечью. Людей, стоящих на гребне, на миг закрыло пыльным облаком, поднятым ударившим в камни свинцом. Когда облако рассеялось, на гребне уже не было никого.
Бэнсона мучила мысль: что произошло там, на гребне скалы? Почему не стреляли мушкеты? Как такое возможно? Ответ был очевиден: мастер Йорге - колдун! Бэнсон размышлял, мучился, но вида не подавал.
Он и Йорге стояли на баке «Марлина» и всматривались в ночную тьму.
– Хранишь ли ты моё письмо, Бэнсон? - спросил мастер Йорге.
– Ну конечно. В самом надёжном месте: в арбалетном футляре.
– Прошёл год.
– Даже чуть больше. Я всё помню, мастер. Через два года распечатаю. Пятого сентября.
– Слышу по голосу, - произнёс Йорге, - что ты улыбаешься. Отчего?
– Сова сказал, что мы ввязались в драку, в которой нам не уцелеть. А ваше письмо обнадёживает. Это значит, что два года я ещё проживу.
– Холодно, - зябко повёл плечами старик. - Идём-ка в каюту.
Они спустились вниз.
– А ты и вовсе легко одет, - заметил Йорге. - накинул хотя бы свою куртку. Хорошая куртка, большая.
– Да, - кивнул Бэнсон. - Такого размера одежду шьют лишь на заказ. У нашего «скупщика краденого» позаимствовал. Рукава вот только узки оказались. Лопнули рукава.
Они вошли в каюту.
– Я думаю, - улыбнулся Йорге, и глаза его блеснули из- под белых кустистых бровей, - рукава нужно как-то поправить.
Он сел за свой стол, всё так же заваленный книгами. Наклонился, вытащил из-под скамьи узкий и длинный сундук. Расчистил на столе место, сложив книги в две высокие стопки, и выложил изъятый из сундука длинный свёрток - толстый, коричневый. Развязал стягивающую свёрток каболку - и подал Бэнсону. Бэнсон развернул свёрток, встряхнул. Длинный, до самого пола, кусок прекрасно выделанной медвежьей шкуры. А Йорге между тем разложил на столе хорошо знакомые любому портному предметы: бритву, ножницы, полоску войлока с утопленными в него иглами, несколько мотков ниток - конопляных и шёлковых.
– Вот тебе рукава, - сказал довольно старик. - Неси свою куртку, будем выпарывать старые.
Через полчаса в каюте ярко горели четыре свечи, громко хрустели ножницы, выкраивая новые рукава.
В дверь каюты негромко постучали. Вошли Сова и несколько смущённый Стэнток.
– Мастер, - сказал Сова. - Офицер не верит мне, что вы каким-то чудом заставили порох не загораться. Поэтому на скале не было ни одного выстрела. Скажите ему, что это так!
– Этого не может быть, - упрямо сказал Стэнток.
Йорге улыбнулся. Спросил:
– У кого-нибудь найдётся кремень, трут и кресало?
– У меня есть, - сказал Стэнток.
Он достал названные предметы и протянул их Йорге.
– Нет, - покачал головой старик. - Зажги сам.
Стэнток, пожав плечами, взял в левую руку кремень, прижал к его нижнему краю сухой обугленный трут. Поднял кресало - широкую стальную пластину, примерился - и ударил в камень. Сверкнули искры, упали на трут, он затлел - и вспыхнул.
– Горит? - спросил, с улыбкой глядя на огонь, Йрге.
– Горит, - сказал Стэнток.
– Потуши, - попросил Йорге и, когда Стэнток задул огонь, прибавил: - Больше не загорится.
Стэнток недоверчиво оглядел всех присутствующих, поднял кремень и вновь ударил кресалом. Сверкнул снопик искр, лёг на ещё тёплый трут… Ничего. Трут не горел. Стэнток ударил ещё и ещё… Напрасно. Он поднял покрасневшее лицо, неуверенно проговорил:
– Колдовство, да?
– Нет, конечно, - ответил Йорге. -Любой из вас потенциально способен проделать то же.
– И что для этого нужно? - спросил, откусывая нитку, Бэнсон.
– Наверное… - сдвинул белые брови Йорге, - наверное, прожить жизнь наподобие той, что прожил я.
– А не могли бы вы рассказать о ней? - спросил, рассматривая огниво, Стэнток.
– Расскажу, если хотите. Только приготовьтесь к пространным паузам: мне придётся многое вспоминать из весьма далёкого прошлого. Мне придётся даже вспомнить своё настоящее имя.
– Как же вас звали в том вашем прошлом?
– Меня звали аббат Солейль.
(Север Италии. За 70 лет до наших событий.)
Два молодых человека, верхом на осликах, неторопливо, оберегая, насколько возможно, капюшонами лица от дорожной пыли, приближались к конечной цели своего путешествия.