Жаль тратить силы, их оставалось совсем немного. Пусть просто будет рядом, как любимая мягкая игрушка. Которая лет пять уже не надоедала и безотказно радовала, когда хотелось взять ее с собой в постель… Если бы Ксюша все‑таки затеяла свои медицинские процедуры с обтираниями, пришлось бы позорно признать, что мало на что способен, лишь поглаживать слегка и смотреть на нее. Одетая девушка не доставляла большого удовольствия, но зачем же раздевать, обнадеживая?
Похоже, самочувствие улучшилось, раз полезли в голову такие хулиганские мысли. А сейчас в голове прокручивался еще и прерванный сон: нападающие в темноте твари, в кобуре нет оружия, страшное ощущение слабости и обреченности на миг. Как ему вдруг захотелось сдаться, отказаться от борьбы, потому что нет сил, потому что безумно устал. Оксана не в состоянии помочь справиться ни с одной его проблемой, могла бы немного облегчить боль, но… Но Алексей и сам хотел этой боли, она проясняла разум, не следовало усыплять его снова. Пусть Ксюша полежит спокойно и не суетится, так от девушки меньше вреда.
Появилось даже чувство легкой обиды, потому что в помощи Алексей больше не нуждался. Ничего нельзя сделать с раненой рукой, со временем само заживет. Его одежда была в порядке, вещи аккуратно разложены по местам, чистая вода теперь придвинута поближе к кровати. Даже открытая банка консервов прикрыта полиэтиленом, чтобы не засохло. Лёша, похоже, окончательно отвык от людей, или просто Оксана сама чувствует себя не на своем месте рядом с ним. Он снова бессовестно и демонстративно скучал. Почему же тогда так крепко прижимает к себе, не отпуская?
Боясь уснуть рядом с неподвижным Алексеем, Оксана пошевелилась и села на койке.
— Мне нужно уходить. Если бы Юрий Борисович не отправил со мной охранника, я могла бы остаться на весь день. Но этот человек ждет меня.
— Если нужно… — Алексею было уже безразлично, ждет ли охранник, сидит ли рядом Ксюша.
— Лёш, а там вода осталась?
Под левой рукой кружка расположилась намного удобнее, но все же привстать, опираясь на распухший локоть, оказалось теперь непростым делом. Движение вышло неловким, половина воды выплеснулась на ее одежду, Алексей любовался обозначившимися под мокрой тканью вожделенными округлостями. «Ксюш, извини, я не мог удержаться! Хоть эстетическое удовольствие себе доставил, в остальном сейчас полная несостоятельность, несто… Черт, в общем, не уверен — и не пробуй».
— Что же делать? — девушка опустила глаза в растерянности.
— Не успеешь замерзнуть, тут совсем недалеко.
— Нет, Лёш… Там же охранник. Он увидит.
— Пусть смотрит, тебе нечего стыдиться. Только руками трогать не позволяй.
Себе самому Алексей позволил лишь целомудренно поцеловать Ксюшу горячими сухими губами. Даже это оказалось малоприятно — тонкая кожа потрескалась от жара. Но сил немного прибавилось. Проводив девушку, он решил все‑таки добраться потихоньку до санузла и попытаться смыть с себя эту неприятную слабость, обходясь без посторонней помощи.
* * *
— Юрий Борисович… — Оксана решительно настроилась защитить Алексея в меру сил. — Он очень плохо себя чувствует! Температура, и вся правая рука в синяках. Его кто‑то очень сильно покусал. Если Лёша… Алексей выйдет один из бункера в таком состоянии, то это рискованно. Он может погибнуть.
— Тарасова! — но пришлось чуть приглушить тон, наглость девчонки имела под собой основания. Как же надоели все эти страсти–мордасти, хоть кто‑нибудь сохранил тут ясный ум или в бункере наступила круглогодичная весна для влюбленных и шизиков?! — Оксаночка, вы плохо знаете своего Алексея. Он мужчина прежде всего. И то, что вы сейчас тут за него просите, прозвучало бы для него как оскорбление.
— Но я сама видела. Он едва держался на ногах.
— Это сегодня. Через пару дней всё будет хорошо.
— Но его рука… — такой отек и болезненные синяки не сойдут быстро, Лёше просто опасно выходить снова, рискуя ввязаться в бой с мутантами.
— Он вооружен, вы сами отнесли ему боеприпасы. Алексей отлично владеет оружием, — вот тут пришлось преувеличить, Колмогоров никогда не числился среди лучших стрелков бункера, но, как известно, экстремальные обстоятельства заставят либо стать лучшим, либо умереть.
— Юрий Борисович, я понимаю, что не имею права спрашивать… Но все‑таки, скажите хотя бы, насколько это всё опасно?
— И я не имею права вам ответить. — Привратник был доволен, что Алексей не посвятил девушку в подробности, впрочем, он безмерно удивился бы, поделись вдруг этот скрытный человек своими планами. — Но это действительно опасно. Я ничего не скрывал от Алексея, он согласен на мои условия. Согласитесь с ними и вы, Оксана. Просто поверьте, что он справится, ведь и раньше ему всё удавалось. Ведь вы любите его именно за это?
— Наверное…
— А когда ему потребуется ваша помощь, я обещаю сообщить вам.
Не каждый осмелился бы возразить Главному, вообще выразить
какой‑либо протест в этом кабинете, но девушка нашла в себе силы. Грицких задумался, не считал ли он Тарасову до сих пор слишком покладистой, слишком глупой? Нет. Красивая женщина, умом не обделенная, прирожденный манипулятор, если бы только ей не встретился именно Алексей… Могла и отступить, понимая, что эту крепость штурмом не возьмешь. Но трудно не влюбиться до потери сознания в этот гибрид Аполлона, Гермеса и Ареса в одном лице! И поэтому Оксана сделает все как надо, а протесты можно и потерпеть. Грицких ожидал чего‑то подобного, девичья истерика оказалась даже слабее, чем он предполагал. И какого черта хотел Колмогоров от Лены, теряя время?! Чего еще искать, когда такая красотка смотрит, как на бога? Что ж, шанс прожить вместе долго и счастливо они уже упустили. Теперь остается лишь умереть в один день — это Главный Привратник им обоим гарантирует. Свидетелей остаться не должно.
* * *
В уголке сумки с боеприпасами нашелся сверток, Алексей распаковал его, и на стол чуть не высыпалась куча порошка: пищевые добавки, которые выдавались всем в бункере. Оксана положила, наверное, Грицких бы не допёр. Смесь из сушеной хвои, травок и перемолотой яичной скорлупы помогала хоть как‑то поддержать организм при однообразном питании. Ему бы сейчас лекарств нормальных, а не витамины. Ничего, обойдется.
Осторожно перекладывая все это в более удобную банку, Алексей вспомнил Леночку… Когда закончились таблетки, которые еще кое‑как принимал капризный ребенок, он едва смог заставить ее съедать хоть немного этого непонятного порошка. Дядюшка с этим дела не имел, его не касалось, что девочку приходится подолгу уговаривать, рассказывая при этом чуть ли не про биохимические процессы человеческого организма… Что из этого понимала малышка, Алексей не знал. Но «умные слова» действовали безотказно!
Лена… Теперь сухая смесь и у него застряла комом в горле, некому было уговорить проглотить. Аргументов не нашлось бы — спасать быстро угасающую жизнь незачем. Но Ксюша‑то не знала, не пропадать же добру. В метрополитене Алексею этого не хватало, как здесь не хватает иногда мерзкой выпивки Китай–города. Он чуть было не превратился в такого же бледно–зеленого обитателя вечной темноты, где нет ни витаминов, ни кварцевых ламп, если только для самых–самых… А бункер жил и размножался до сих пор, пару лет так размножался, что пеленки не висели на веревках разве что в «оружейке» и в зале Совета. Алексея не мучила тоска по родным стенам, не хотелось возвращаться ни в какой человеческий муравейник, а путешествий во времени не бывает, к сожалению.