Ладно, хватит баловаться. Я до упора выдвигаю вперёд водительское кресло, но всё равно ноги едва достают до педалей — авто не рассчитываются на детей младшего школьного возраста. Крылья неприятно сковывает спинка сиденья. И видимость как в танке, чего ж это кресло у деда такое низкое… А, поехали!
Двигатель заводится с «полпинка», урчит мягко, почти неслышно. Ворота скита распахиваются, пропуская экипаж, и вот я уже неспешно качусь по колдовской дороге, одной из ступеней маскировки базы. Вообще-то самой дороги из-за капота я не вижу, но по опыту прошлой жизни догадываюсь, что она есть.
Сумерки в лесу сгущаются, но фары я не зажигаю — какой смысл, если дороги всё равно не видно. Интересно, а как я преодолею лужу-ловушку? Ответ приходит сам собой — ничего сложного, надо просто всё время представлять себе, что едешь по мокрому асфальту. Всё по асфальту, по асфальту… Хватит, проехали вроде. Где-то тут уже бревно-шлагбаум должно быть…
Сильный удар сотрясает машину, но скафандр купирует удар, и меня даже не бросает вперёд, на руль. Так. На месте бревно, значит.
Я выхожу из машины, осматриваюсь. Здоровенное бревно выглядит вполне нетронутым, чего не скажешь о машине. Правда, ехал я где-то под тридцать, зато и тормозить даже не пытался. «Нива» печально глядит на меня выбитыми фарами, укоризненно сморщив нос. На транспортном коконе тебе только летать, водила…
Горестно вздохнув, я вновь сажусь за руль, и шлагбаум с шумом и треском поднимается, услужливо освобождая дорогу. Что было не поднять его заранее? Болван…
На повороте я останавливаюсь, и только тут до меня доходит — ветровое стекло цело. Ни трещинки. И мотор работает, как работал, и руля машина слушается уверенно.
Я выбираю в меню на светящемся стекле «домой», и выхожу, аккуратно захлопнув дверь. «Нива», сейчас очень похожая на бульдога со сморщенной мордой, трогается с места и, скребя по днищу молодой порослью на заброшенной лесной дороге, самостоятельно уходит по направлению к кордону.
«Иваныч…» — я вызываю в памяти образ старого лесника. Ответ приходит немедленно.
«Рома?» — и я ощущаю, как старика охватывает радость. Мне тепло и щекотно внутри…
«Иваныч, я тебе машину перегнал. Принимай там»
«Ну? Вот спасибо»
«Спасибо скажешь, когда увидишь. Я её об шлагбаум твой приложил»
«Сильно?»
«Прилично»
«Ну и пёс с ней. Это ж не лошадь, что ей… Починим. Ты погоди, я вот на базе буду послезавтра. Как Ирка-то?»
И ни малейшего огорчения я не ощущаю в чувствах деда.
Шелестящий бесплотный смех.
«Это местные аборигены, Рома, как нас Уэф правильно обзывает, за повозку свою да разные цацки-шмотки родного брата удавить готовы. Будем считать, что ты мне должок вернул, за тот замок поломанный. С процентами, стало быть»
* * *
— Вставай, Рома. Вставай…
Голос ласковый, очень мягкий. Глубокое бархатное контральто…Я отрываюсь от подушки-думки, трясу головой, садясь на полу по-турецки.
— Ну и здоров ты спать, зятёк. Айда на утреннюю разминку! — надо мной стоит мама Маша. Я вскакиваю.
— Здравствуй, Рома, — она целует меня знакомым Ирочкиным поцелуем — лёгкий, щекочущий. — Я не смогла вчера встретить, извини…
— Да ну что ты, мама…
Уже очень давно я не видел, как глаза мамы Маши смотрят, будто прицелы. А с тех пор, как родила моя Ирочка, она относится к своему любимому зятю — мне то есть — исключительно нежно. И я теперь уже без запинки зову её просто «мама». Вот так вот.
— Всё, Рома, давай, все ждут!
Я вслед за мамой Машей выхожу в холл, где уже стоит в ожидании вылета сборная команда.
— Доброе утро, — здороваюсь я со всеми. А это что?
Домовой верноподданно протягивает мне мой скафандр, вкупе с прозрачным пузырём шлема. В глазах Уэфа прыгают знакомые огоньки.
— Ты отчаянный парень, Рома. Спать без скафандра — на такое мало кто может решиться!
Хохот, обвальный хохот. Мои коллеги тоже веселятся вовсю, так всех рассмешил мой вчерашний поступок.
— Да-а, Рома… — Биан вытирает слёзы. — Как говорят тут аборигены: «Обжегшись на молоке, дуют на воду?». То ты бесстрашно бросаешься в одиночку на биоробота «зелёных», то в пределах охранного пояса базы гуляешь в боевом скафандре. Который раз убеждаюсь — ход мыслей человека предсказать невозможно. И биоморфа в том числе.
— А дедову машину он разбил, чтобы врагу не досталась. Это уже стратегия! — добавляет Юайя с невинным видом. И снова все хохочут. Но мне не обидно, вот что. Потому как я ощущаю — нет в этом смехе злорадства, и никто не считает меня дурнем-недотёпой, тем самым возвышая себя. Просто ангелы народ весёлый.
— Всё, полетели!
Наша крылатая ватага со смехом высыпает на крыльцо и взмывает разом, отчего во дворе старого скита поднимается маленький ураганчик. Пыль столбом! Но мы уже выше любой пыли.
«Маскировка!»
Как всё-таки хорошо летом! Никакого тебе термоизолирующего костюма. Перстень-парализатор на пальце да короткая нитка хрустальных бус — вот и весь гардероб. И огромная опрокинутая чаша земного неба…
Мы несёмся проторенной воздушной трассой, напрямик к Селигеру. Несколько вёрст для ангелов — именно что разминка. И я уже не напоминаю неуклюжего домашнего гуся в стае лебедей. Я совсем неплохо выучился летать…
«Да так ли? А ну, Рома, догонишь меня?»
Размытое тепловое пятно прямо передо мной ничем не отличается от остальных, но я не сомневаюсь — это мама Маша.
«А догоню!»
«Рома, здесь Уэф. Спокойно, сейчас мы её на воду посадим»
«Это Биан. Помочь, коллеги?»
«Так нечестно! Трое на одну!»
«Нормально. Не всё тебе над биоморфами издеваться. Берём в конверт!»
Три пятна — и одно из них моё — окружают четвёртое, беря в плотный «конверт». Мама Маша явно увеличивает скорость, пытаясь оторваться, но это ей не удаётся.
«Ага, отъелась на ватрушках!»
«Ах вы нахалы! Всё, достали!»
Пятно в середине «конверта» смело идёт на таран, и преследователи разлетаются в стороны.
«Эй-эй, осторожней!»
«А нечего обижать прекрасную даму! Ибо ух как я ужасна в гневе!»
Смеются все, и мне кажется, будто ангельские голоса разносятся по всему окоёму.
«Хочу купаться!»
«И я! И я!»
«Здесь Уэф. Делай как я!»
Одно пятно переходит в крутое пике, и мы устремляемся к берегу озера, сверкающего под нами переливчатым расплавленным серебром. Вода вскипает от вихрей, поднятых при торможении крыльями, и я проваливаюсь в восхитительно прохладную водичку.