Мария, княгиня Ростовская | Страница: 142

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ну что ты, что ты, лада моя… Живой я, живой, видишь?

* * *

Лес копий колыхался над головами. Сверкали доспехи рыцарей, развевались знамёна. Король Бела поглядел на левый фланг, где стояли хорваты — там тоже развевались длинные стяги, сверкала броня. Вот на правом фланге, где стояли половцы хана Куна, получившие приют, народ был попроще, даже шлемы были не у всех, не говоря о кольчугах и панцирях… Да, обычно натиск врага наиболее силён на левый фланг и в центре, поэтому туда ставят самых крепких воинов. И ещё у каждого полководца должен быть резерв.

Бела оглянулся через плечо. Отсюда было не видно, но он знал — там стоят двенадцать тысяч всадников, тяжёлая конница герцога Фридриха Австрийского, подошедшая вчера из Вены. Рыцарская конница не годится для долгого маневренного боя, кони быстро устают под гнётом железа. Зато, когда враги уже измотаны, удар их неотразим…

Король ехал перед строем, и сердце его наполнялось злой радостью. Сто тысяч! Столько воинов не удавалось собрать для отпора монголам ещё никому. А вот у Бату-хана, наоборот, треть войска застряла в Моравии. Хан Пайдар закусил удила, вероятно, полагая в одиночку покорить всю Европу. Что ж, это проблемы Бату-хана. Сегодня с ним будет покончено.

— Как настроение, Кун? — обратился король к половецкому хану, выехавшему навстречу при виде полководца. — Думаю, сегодня ты избавишься наконец от кошмара, преследующего твой народ уже который год! Конец волчьим стаям!

Кун хищно оскалился.

— Могу я попросить тебя, славный король? Когда всё закончится, позволь мне взять череп проклятого Бату. Я сделаю из него чашу для питья.

— Да хоть ночной горшок. Главное, чтобы никто из них не ушёл живым!


Конь стоял неподвижно, как вкопанный. Сыбудай уже давно научился подбирать себе коней, таких, чтобы были послушнее, чем его собственные старые ноги. Конь не мешал думать, и это главное. В такие минуты сам Бату-хан избегал тревожить своего наставника без крайней нужды. Сыбудай думал.

А подумать было над чем. Старый монгол усмехнулся — если бы битвой сегодня командовал Джебе, всех славных монгольских воинов уже смело можно было бы считать мервецами. Джебе бросил бы их в бой, как ком снега в котёл с кипятком. Так нужно биться, когда у тебя пять воинов против одного врага. Так можно биться, когда их трое. И даже если двое на одного, можно победить. Но не сегодня.

Сыбудай посмотрел на небо. Слышишь ли ты меня, Чингис? Никто из твоих потомков не смог бы выиграть сегодняшнюю битву, не обижайся. Вся надежда на старого верного Сыбудая. Сегодня станет ясно, достоин ли он считать себя твоим учеником.

У хана Белу сто тысяч воинов, у Бату только восемьдесят. Причём десять тысяч из них урусы, набранные только что из бывших пленных. Это добрая монгольская сабля заточена с одного края. Мечи урусов, как известно, обоюдоострые. И никому не известно, в какую сторону обратят урусы свои мечи, если чаша весов склонится опасно для монголов. Однако старый Сыбудай не даст им такой возможности. Они пойдут впереди, и пусть попробуют отвернуть в сторону!

Но этого недостаточно. Сыбудай точно знает, у хана Белу есть резерв. Это мудро. Когда все устанут от битвы, закованные в сталь с головы до пят свежие воины на здоровенных, как индийские слоны конях врубятся в перемешанные боем монгольские порядки, и не будет у воинов Бату возможности уклониться от страшного удара… И битва враз превратится в резню. Значит, надо заставить Белу пустить в ход резерв раньше. Это потруднее, чем предупредить возможную измену урусов, но старый Сыбудай уже придумал кое-что…

Рядом виднелась проплешина, свободная от травы — очевидно, старое костровище. Сыбудай, кряхтя, слез с коня. Вынул саблю и принялся чертить на голой, выжженной земле. Это надо будет сделать так…


— Ешь, ешь, кошища.

Ирина Львовна благодарно жмурилась, урча. В последнее время она уже плохо ловила мышей, и регулярная подкормка со стороны отца Савватия была как нельзя кстати. Книжник, правда, тоже теперь не бедствовал. Благодаря трудам госпожи княгини хозяйство поднялось после разорения, учинённого нашествием Бату-хана, и хлеб с мясом был теперь в достатке.

— Ещё хочешь? Ну держи! — Савватий отдал кошке остаток мяса, который прихватил себе на обед с кухни. В последнее время он нечасто спускался в людскую, похлебать горячего или послушать разговоры. Дворня уважала старого безобидного книжника, но чрезмерная учёность воздвигала некий барьер — слушать праздную болтовню не тянуло, да и времени не было. Его мир — книги… Слава Богу, княгиня Мария не давала скучать, загружая работой. Да и князь Борис Василькович частенько занимался тут, в библиотеке.

А ночами Савватий писал свою летопись.

Книжник вздохнул, погладил кошку, закончившую свою трапезу. Ирина Львовна, урча, подставляла спину, потом тяжело вспрыгнула на лавку и оттуда на стол, усевшись перед раскрытой летописью. Намёк был более чем понятен.

— Верно, надо нам с тобой работать… — согласно кивнул Савватий, макая перо в чернильницу.

«… И случилась та битва 11 числа апреля месяца на реке Шая, что в угорской земле…», продолжил летописец фразу, начатую ранее.

Да, битва была жестокой. Король Бела Арпад собрал громадную армию, на помощь уграм пришли хорваты и австрийские немцы, да и нашедшие приют в земле угорской половцы, которых Бату-хан считал не иначе как беглыми рабами своими, все как один встали на бой — бежать дальше им было невозможно. Сто тысяч воинов было у Белы, и многие надеялись, что придёт наконец возмездие поганым. Тем более что хан Пайдар так и не успел подойти на помощь Бату-хану — при осаде Оломоуца в Моравии чешский воевода Ярослав, имея сильный гарнизон из шести тысяч воинов, решился на отчаянную вылазку, и смелость его была вознаграждена. Всё решила внезапность удара. В короткой битве были изрублены тысяча отборных нукеров Пайдара, и сам он был убит.

Однако надеждам на то, что татарские полчища будут уничтожены наконец, не суждено было сбыться. Разгром объединённой армии при Шайо был ужасен, почти никто не ушёл от ярости монголов. Сам король Бела, по слухам, укрылся где-то не то в хорватских горах, не то в австрийских. А на земле его привольно расположились захватчики, грабя и разоряя всё и вся…

Савватий уже не раз думал над этим. Сколько народу убито монголами? Сколько городов взято, сколько полков разбито поодиночке? Если бы все эти полки, начиная с Рязани, объединить в одно войско, набралось бы с полмиллиона, если не больше. Вполне хватило бы, чтобы превратить батыевы орды в скопище костей и расколотых черепов… Однако этого не случилось. Что-то теперь будет?

И князь Михаил Всеволодович, искавший подмоги на западе, пропал бесследно. Жив или нет, никому не ведомо…

Ирина Львовна, вконец раздосадованная откровенным бездельем отче Савватия, полчаса размышляющего над раскрытой рукописью, коротко мявкнула и перевернула страницу лапой.

— Да погоди ты, животина, я ж ещё не дописал! — возмутился летописец, переворачивая страницу назад. Кошка в ответ прижмурилась — мол, кто не успел, тот опоздал, человече. Страницу-то ты можешь назад повернуть, а как насчёт времени?