— Голова у тебя, Фёдор Олексович, — князь кивнул на дымосборный колпак и стекло над дверью. — А мне вот всё недосуг, понимаешь, ладную баню устроить. Здесь недосуг было, за столь-то лет, и в Галиче…
— А что, разве в Киеве в хоромах княжьих баня плоха? — осведомился боярин, утирая пот с бровей.
— А-а, бестолково устроена. Роскошь немеряная, роспись, как в храме… А попариться чтобы, топить чуть не сутки надобно. Придёшь с похода, хоть в людскую мыльню иди…
Князь Михаил наведался с визитом в Чернигов, к сыну своему. Проверяет, всё ли в порядке, подумал Фёдор, беспокоится. Будешь тут беспокойным…
Этим летом князь Михаил Всеволодович закончил наконец сложную политическую комбинацию. Князь Изяслав Владимирович, ставленник князя Михаила, оказался правителем совершенно никчёмным, не пользующимся ни малейшим авторитетом ни у простых киевлян, ни тем более у бояр киевских — действительно, годен разве только стаскивать сапоги со своего сюзерена. Года не прошло, как Михаилу пришлось спешить ему на выручку, выбивать с Киева князя Владимира Рюриковича. Тем не менее о возвращении Изяслава не могло быть и речи — это означало бы восстановить против себя весь Киев. Ну что же, не один Изяслав был прикормлен князем Михаилом. Не хотите князя Изяслава, честной народ? Ну вот вам князь Ярослав Всеволодович, прошу любить и жаловать…
— Хреново дела идут, Фёдор, — внезапно пожаловался, словно угадал мысли своего сподвижника князь Михаил. — Для киевлян что Изяслав, что Ярослав, что я… Устал народ, Фёдор. Я так мыслю, ежели бы сейчас сам Владимир Мономах на стол киевский сел, так и то им всё одно будет… И чёрт с рогами тож…
— А что его святейшество? — поинтересовался Фёдор, отхлёбывая из ковша с квасом и передавая его князю.
Князь Михаил мрачно ухмыльнулся.
— А владыко Иосиф, похоже, нимало не озабочен судьбой земли русской… Да ещё стал сомневаться я, что и делами веры Христовой на Руси не особо интересуется — токмо доходами церковными, ничем больше… — князь тоже отхлебнул из ковша, вернул его Фёдору. — Не тот это человек, Фёдор. Чужой он Руси, вот что. Русского митрополита ставить надобно. Да нельзя! Вся в том и беда…
— Беда не ходит одна, княже… Коли не везёт, так скопом, — боярин пристраивал ковш на боковой полочке. Взял другой, смешал квас и воду, чтобы плеснуть на каменку.
Князь Михаил криво усмехнулся.
— Да разве это всё беда… Впереди ещё главная беда-то, Фёдор.
Встряхнул головой.
— Однако не всё беда, что идёт в ворота. Женюсь я, Фёдор Олексович.
— Да ну?! — аж привстал боярин. — И на ком надумал?
— Сестру Даниила Романовича беру за себя. Оба согласны.
Боярин крякнул, нашарил ковш, в котором теплилась вода, смешанная с квасом. Напился из него, роняя капли.
— Ну слава те господи… — отдышавшись, Фёдор сунул ковш обратно на полок. — Я уж думал, не сподобишься. А ты ж ещё орёл!
— Славься, славься!
Дождь хмеля и пшеничных зёрен осыпался на головы молодых. Впрочем, молодой тут была разве что невеста, себя же князь Михаил никак к молодым отнести не мог. Шестой десяток давно разменял, не шутка. Оттого и свадьбу устроили в далёком Перемышле, а не в стольном, но неспокойном Киеве, родном Чернигове или тем более мутном Галиче. Меньше пересудов.
Князь Даниил шёл сзади, улыбаясь, наблюдал за сестрой. И слепому видно, что довольна. По правде сказать, Михайло Всеволодович мужчина ещё хоть куда, даром что немолод. Удачно, очень удачно выдал сестру Даниил, батюшка покойный был бы доволен. Великий князь, не шутка. Но самое главное, теперь возвращение Даниила Романовича в Галич есть дело времени. Небось, к родне-то другое отношение будет… И нуждается сейчас князь Михаил в крепких и умных помощниках, как никогда. Нет, очень удачно всё вышло!
Елена Романовна шла-плыла, будто во сне. Она уже почти смирилась со своей горькой участью старой девы, уготованной ей высоким происхождением и непомерными амбициями брата. За простолюдина отдать княжескую дочь — да вы что?! Мужчины народ жестокий. Только женщина может понять, каково это — видеть, чувствовать, ощущать, как утекает твоё время, смотреть на то, как одна за другой выходят замуж подруги-девчонки, с которыми не так давно шептались впотьмах… Елена не удержалась, кинула быстрый взгляд на жениха. Ох, да не сон ли это?
Врата маленькой церкви были распахнуты настежь, по сторонам стояли витязи в начищенных до блеска кольчугах и алых плащах.
— Слава! Слава!
Под сводами храма плавал благовонный дым курительниц, пахло воском и ладаном. Священник в роскошных одеяниях — гляди-ка, и откуда только раздобыли в сём Перемышле такие ризы! — ожидал у алтаря наготове.
— Венчается раб божий Михаил и раба божья Елена…
«В лето шесть тысяч семьсот сорок пятое бысть на Руси нестроения всякие, и знамения тайные небесные, кои толковали все по-разному…»
Отче Савватий отложил перо, задумался. Нет, тут что-то не того… Нельзя так писать, чересчур расплывчато и неопределённо. Один только перевод бумаги попусту.
«В то же лето прибыл в Киев новый митрополит всея Руси, Иосиф, из самого Константинополя присланный. Вельми гордым показал себя, и пытался князю Михаилу Всеволодовичу указывать, отчего размолвка вышла у него с князем Михаилом немалая…»
Откуда-то появилась оса, нагло жужжа, с ходу полезла в чернильницу. Кошка, дремавшая на обширном столе среди рукописей, вздрогнула и напряглась, разом открыв глаза. Если бы это была муха, её конец был бы скор и печален, но с осами Ирина Львовна связываться опасалась — слишком хорошо запомнила этих полосатых тварей…
Савватий тяжко вздохнул. Нет, не было сегодня вдохновения, и всё тут. Слова как недоимку из смерда выколачивать приходится.
Летописец отложил перо, поглядел в распахнутое окно, из которого веяло теплом, настоянном на аромате яблок и мёда. Надо же, уже зарев [август]. Вот и новое лето подходит к концу…
Оса, должно быть, разочарованная содержимым чернильницы, вновь взвилась, с пронзительным воем закружилась над столом. Савватий взял пергамент, скатал в трубку, примерился и одним точным ударом пригвоздил осу. Кошка одобрительно прижмурилась. Да, надо признать, при всей неповоротливости и тугодумии некоторые люди иногда способны совершать настоящие поступки. Раз — и наповал…
Щелчком скинув убитое насекомое со стола, летописец призадумался, вновь и вновь прокручивая в голове события уходящего лета.
Лето как лето, не хуже и не лучше многих. Гроз вот только много было нынче, но это к хорошим хлебам, старики говорят. И нестроений на Руси было немало, это да. Князья делили города и веси, бряцали оружием, а кое-где доходило и до сечи. Бояре строили козни, выбивали оброки и подати из мужиков. Мужики кряхтели, чесались, но те налоги как-то всё же платили — заплатил одному князю, глянь, ан уже новый на престоле сидит. И ему подай тоже! А куда бедному крестьянину податься?