Через несколько лет генпрокурор Питер Голдсмит оказался на грани аналогичной ошибки. Ему сообщили, что газета «Обзервер» намерена со слов «источника» обнародовать Голдсмитово официальное письмо об Ираке. Питер начал искать поводы для судебного приказа о запрете. Поведал мне о своей беде; я попросил Дэвида Хилла проверить информацию. Дэвид выяснил, что «Обзервер» располагает лишь парой-тройкой комментариев отставного старшего офицера. Посоветовал Питеру изменить мнение относительно Иракской кампании. Питер в последний момент отозвал приказ о запрете — иначе эпизод превратился бы в громкое дело.
Правило применимо и к искам по делу о клевете. Как бы тошно вам ни было от статей о вашей персоне, предъявление подобного иска почти всегда является грубой ошибкой. Например, когда на канале ITV обсасывалось «дело о займах за пэрство» (последний наш год у власти), когда меня обвиняли в отправке Майклу Леви злополучного электронного письма насчет «“п” и “р”» (пэрство и рыцарство); когда говорили о секретной системе электронных сообщений в Номере 10, ваш покорный слуга чувствовал себя прескверно. Оба предположения — насчет письма Леви и насчет секретной электронки — были неверны. Мы обратились в полицию с просьбой принять меры, т.е. выгородить нас; полиция бездействовала.
Дело настигло меня по пути в Давос на ежегодный Всемирный экономический форум, где Тони выступал с речью. Я здорово сглупил — согласился на консультацию запредельно дорогого королевского адвоката. Каковой адвокат заключил, что вариантов нет (даже учитывая, что история полностью лживая и совершенно убийственная), а все потому, что разбирательство в Палате лордов как бы уполномочивает ITV сообщить, что все делалось в общественных интересах. Посоветовал провести пресс-конференцию, вместо того чтобы возбуждать иск о клевете. К счастью, на этой ноте я отказался от дальнейших услуг сего достойного мужа. Полученные услуги потянули на 3000 фунтов; можно сказать, легко отделался. Вывод: какой бы ядовитой ни была клевета, политик не должен возбуждать судебный иск — лучше подумать, как опровергнуть обвинения делом, а не словом. Ибо иск о клевете только подливает масла в огонь — скандал затягивается на неопределенное время. Конечно, хорошо бы иметь юридическое право на отпор; увы — чего в нашем законодательстве нет, того нет.
Одно из самых неприятных качеств британской прессы — это тенденция терять голову от запаха крови. Едва учуяв «раненого» политика, журналисты сбиваются в стаю и преследуют беднягу, пока не повалят на землю и не прикончат — или пока политик не извернется и посредством кульбита не уйдет от погони. Лидеру иногда нужно позволять обвиняемым политикам защищаться в Парламенте; процедура сродни гладиаторским боям — выживший получает свободу, в данном случае — от клеветы. Такие парламентские мероприятия имеют порой эффект катарсиса; если политик в итоге не сломлен, то по крайней мере в истории поставлена точка. Стив Байерс «на гладиаторской арене» не выстоял, зато через несколько лет после него это удалось Тэссе Джоуэлл.
Скандал с предполагаемой взяткой ее мужу, Дэвиду Миллсу, от Сильвио Берлускони закручивался подобно торнадо. Тэсса просто не успела вовремя собрать данные. Она боялась, как бы Тони не выбросил ее за борт; отправила ко мне «посольство» в лице стойких лейбористов Маргарет Макдоны и Вахида Алли, чтобы просили сохранить ее политическую карьеру. К счастью, мне удалось убедить обоих, что мы не намерены приносить Тэссу в жертву. В самый разгар скандала я постарался ободрить Тэссу; говорил, что СМИ, как всегда, пошумят да и перестанут. Если держать себя в руках, говорил я, выйдете сухой из воды. Тэсса в итоге изложила все данные и ответила на все вопросы о взятке ее мужу и о его столкновениях с Департаментом внутреннего контроля. СМИ почуяли, что добыча ускользает; желание схватить ее только окрепло. Тэсса позвонила мне, задала вопрос: я точно уверен, что ее муж не сделал ничего противозаконного? Мне удалось дать максимально обтекаемый ответ. Тэсса явно начала изводить этим вопросом себя. Через несколько дней позвонил Алистер, сказал, что Тэсса и Дэвид находятся у него дома и что они решили расстаться. Мне было жаль Тэссу, жаль ее семью; однако я понимал, почему она приняла именно такое решение. СМИ же тотчас стали утверждать, что развод в данном случае — проявление бессердечия и попытка сохранить политическую карьеру. Ясно одно: в результате скандала Тэсса увидела своего мужа в новом свете. Последним испытанием стало ее появление в Палате общин. Случилось это 4 марта. Тэсса пришла отвечать на вопросы. И победила — освободилась от налета клеветы и осталась в политике.
Будучи у руля, приятно наблюдать скандалы в оппозиции. Помню, Уильям Хейг немало позабавил нас, ратуя за пэрство для Майкла Эшкрофта — при его-то полосатой биографии! Мы не вмешивались — оставили это дело на совести Комиссии по политическим почестям, пускай разбирается под руководством пэра от либеральных демократов. Действительно, зачем провоцировать разногласия между партиями? Часть корреспонденции относительно пэрства стала достоянием прессы, и тогда Уильям Хейг потребовал от нас расследования — кто допустил утечку. Мой ответ был — мы рады сотрудничать при условии, что консерваторов тоже можно будет опрашивать (было ясно, что «корабль» прохудился с их стороны). Эшкрофт их тревожил; когда в газетах написали, что один из кандидатов от консерваторов скорее всего получит отказ, главный «кнут» тори в панике позвонил мне. Я убедил его, что под «кандидатом» СМИ разумеют не Эшкрофта, а владельца газеты «Телеграф» Конрада Блэка, которому обещано пэрство. «Кнут» заметно успокоился. Мы ничего не имели против блэковского пэрства; правда, непонятно было, как оно возможно — Блэк был гражданином Канады, по существующим законам канадцам даже рыцарского звания не полагается.
Эпизод дорос до размеров саги. Канадский премьер Жан Кретьен, терпевший нападки принадлежащих Блэку канадских газет, наложил вето на его пэрство. Секретарь Кабинета подчеркнул, что королеве не должно получать противоречащие друг другу советы двух ее премьеров, когда один выступает за пэрство некой персоны, а другой — против. Конрад звонил мне каждые несколько недель — сообщал последние новости о борьбе. Так и слышу его раскатистое: «Джонатан, вас беспокоит величайший идеалист всех времен и народов». В конце концов, ради пэрства Блэк отрекся от канадского гражданства. Для премьера, впрочем, мало удовольствия в страданиях оппозиционной партии от журналистских нападок. Грязные истории редко когда дают одной партии преимущество перед другой. Они только усиливают уверенность народа в том, что все политики одним миром мазаны.
Премьер, оказавшийся под гнетом скандала, причем такого, который и не думает утихать, часто прибегает к независимому расследованию. Вроде простой способ ослабить давление и сэкономить время; однако надо помнить, что расследования практически никогда не улаживают дел.
В июле 2003 года я вместе с сыновьями отдыхал в Вирджинии, на побережье. Помню, рано утром я поехал в город купить круассанов; там-то меня и застало известие о самоубийстве Дэвида Келли. Это был шок; меня даже затошнило. Я немедленно позвонил Алистеру в Лондон и Тони в Корею. Тони решил, что выбора у него нет — придется устраивать расследование. Я возражал; я поучаствовал в достаточном количестве расследований и зарекся от них на будущее. В качестве главы расследования лорд-канцлер порекомендовал Брайана Хаттона, бывшего верховного судью Северной Ирландии. Хаттон рьяно взялся за дело — слушания начались уже в августе.