— Да, — проговорил Саммерс. — Правда, я был очень молод, когда мы познакомились, да и виделись коротко, но запомнил ее хорошо. Это было в поезде, в Нью-Хавен.
— Ну конечно, в Нью-Хавен! — мсье Паркур согласно склонил седеющую голову. — С сожалением должен сказать, что вы последним видели эту достойную даму.
— Да что вы!
— Говорят, — скорбно проговорил ученик профессора, — бедная женщина умерла.
Коммерсант покачал головой.
— Примите мои соболезнования, господин Паркур.
Тот развел руками.
— Бедняжка, на нее столько всего свалилось!
— Ай-ай, что вы говорите. Что же с ней произошло?
— Чахотка, mon cher ami, чахотка свела бедную даму в могилу.
И мсье Паркур негромко кашлянул в кулак.
— Она так любила кофе! — вздохнул Саммерс.
— Ну что ж, — скромно ответствовал его собеседник, — я тоже его люблю. Люди, как правило, ничего не понимают в кофе.
— Особенно проводники поездов? — улыбнулся Джейк.
— В особенности они.
— Может, тогда выпьем кофе?
С этими словами Саммерс открыл свой саквояж. На свет появились: небольшая кофейная мельница, фарфоровая банка с зернами и — да-да, постаревший почти на двадцать лет, но тем не менее отлично сохранившийся кофейный аппарат Нейпира.
— Вы сохранили его! — воскликнул мсье Паркур. — Вот это мило! Ну-с, дайте мне несколько минут и, ручаюсь, такого кофе вы не пили никогда.
— Скорее, очень давно.
— Молодой человек, если я говорю «никогда», — в голосе Паркура послышалось раздражение, — я имею в виду именно это слово. И ничего больше!
Джейк обернулся к Найтли.
— Не знал, профессор, что вы знакомы.
— Не было случая упомянуть, — развел руками тот. — А, я в свою очередь, не знал, что и вы знакомы!
— Случайное знакомство, — улыбнулся Фокс, — я даже не успел тогда узнать имени молодого человека!
— Между прочим, — заметил Джейк, — помните, вы просили скрестить за вас пальцы?
— Это в Нью-Бедфорде? Ну, конечно, помню. Вы, видимо, очень хорошо скрестили тогда пальцы, несмотря на то, что обиделись.
— Обиделся? Я? Да ничего подобного!
— Ну, полно, полно, — Фокс махнул перчаткой. — А что же ваш друг, ваш второй компонент формулы счастья? Неужели потеряли? Почему вы не отвечаете?
Саммерс, уставившийся было в землю, поднял голову.
— Нет, — ответил он. — Не потерял.
— Однако же в вашем голосе мне слышится неуверенность.
— Это длинная история, — отозвался Джейк. — Ведь прошло столько времени. Может быть, начнем с вас? Признаться, до сих пор не могу прийти в себя от изумления. Мы дружны с профессором уже больше десяти лет и за это время я о вас ни разу не слышал!
— Ну, Джейк вы же знаете, какие у меня широкие знакомства, — виновато пробормотал профессор. — Говоря честно, ему долгое время пришлось скрываться. Алекс, я вас в жизни не прощу.
— Учитель! — вскричал тот. — Когда же вы перестанете терзать меня упреками!
— Семнадцать лет не подавать о себе вестей! — возмущался Найтли. — Если бы не наша случайная встреча в Брюсселе… И вы хотите, чтобы я просто взял и все забыл?
— Не сердитесь, дорогой профессор, — голос авантюриста звучал виновато, — мне нечего сказать в свое оправдание, но, право же, не сердитесь! Я всего лишь не хотел оставить о себе плохие воспоминания.
— Воспоминания, — проворчал профессор. — На что они мне сдались? Знаете, Джейк, что он сделал? Мой лучший ученик, между прочим.
Саммерс рассмеялся.
— Нетрудно предположить, что полученные знания ваш ученик превратил в некоторое количество наличных. Алекс (вы позволите называть вас так? Отлично!) что это было?
— Всего лишь краска, Джейк, всего лишь краска. Формулу этой краски дал мне наш дорогой профессор. Полагаю, вы могли ее видеть.
— Так это она была в вашем блокноте!
— Мой carnet! — вскричал Фокс. — Как я сожалел, что не мог забрать его! Пусть даже в таком виде, как… Куда вы его дели?
— Поздравляю вас, — проговорил Саммерс. — Мой компаньон писал в вашем carnet стихи и рисовал… хм. Ну, от формул мы, естественно, избавились. Сами понимаете.
— Понимаю…
— Но что, действительно, это была она? Та улика, о которой вы говорили, что попади она в руки пинкертонам, с вами было бы кончено?
— Да, она — и еще несколько препаратов, позволяющих предметам выглядеть несколько более старыми, чем они в действительности являются. Кстати, затея благополучно сошла мне с рук. Полученные средства я вложил в искусство, объединив предприятие с одним художником. Блестящий рисовальщик. Благодаря его таланту мы некоторым образом увеличили число счастливых обладателей полотен Веронезе, Караваджо, Эль Греко. Ну, и еще некоторых именитых мастеров. Наша деятельность, вероятно, никогда не была бы раскрыта, когда бы художник, с небрежностью, свойственной богеме, не пренебрег точностью и не поленился лишний раз проверить информацию. Картина, таким образом, оказалась старше художника. Всего на один год, но как неловко!
— О, — посочувствовал коммерсант.
— Мой покупатель был довольно известным человеком по фамилии Морган [3] . Это досадное недоразумение расстроило его так, что он обратился в агентство Пинкертона.
Коммерсант присвистнул.
— Всего одна цифра, Джейк! Мне пришлось скрыться, не успев даже попрощаться со своим компаньоном. Я поселился в Швейцарии. Спустя два года я ненадолго вернулся в Америку по делам, и собирался уже возвращаться в Лозанну, как вдруг оказалось, что люди Пинкертона буквально дышат мне в затылок!
— Какой злопамятный тип. Миллиардер, называется.
— Вообразите, да! Действовать следовало быстро, и я счел за лучшее спрятаться в женском обличье. Тогда мы с вами и встретились.
— У него довольно богатая биография, — похвастался профессор. — Свою карьеру до встречи со мной Алекс начал на арене передвижного цирка. Видели бы вы его в это время! Чем он только не занимался: вольтижировка, жонглирование, глотание огня! А какой он фокусник! Вы настоящий артист, Алекс, что ни говорите. Собственно, так мы и познакомились. Меня заинтересовал способ, которым юноша получает разноцветное пламя. Я проник за кулисы, мы провели за беседой почти три часа и в результате я уговорил его поехать в Лейпцигский Университет — меня как раз пригласили преподавать.