Саммерс побарабанил пальцами по столу. Прошелся из угла в угол. Потом сказал: — Вот что, Алекс. Я сойду на берег. Найду ее, верну отцу и…
— А вам не пришло сейчас в голову, что именно этого хочет юная особа? Испугать вас, показать, на что она способна и заставить искать себя? Не думаете вы, что она надеется — с убежденностью, которую не в силах переломить никакие советы — что ваше чувство вины превратится в иное чувство?
— Да плевать мне, чего она хочет! Речь идет о ее жизни!
— Ее жизни почти ничто не угрожает. Успокойтесь. Ее найдут.
— А если не найдут? Если ее уже нет в живых?
— Тогда ваши терзания не имеют смысла.
Фокс перевернул страницу газеты.
— Не горячитесь, Джейк. Я уверен, что девочка жива. Если вы станете суетиться, вы можете спутать ей планы. Не настолько же вы потеряли соображение, чтобы не понять: мисс Вандерер сбежала не в Монте-Карло и не на поиски необитаемого острова, чтобы провести остаток дней вдали от грехов молодости.
— А что, если она сбежала не ко мне? Если она удрала в поисках приключений! Это вам в голову не приходило?
— Спокойно, мой друг, спокойно. Она — не вы, это практичная молодая особа. Ее приключения иного рода: она преследует вас, — Фокс выставил перед собой ладони, словно пытаясь остановить обуревавшие подельника чувства. — Перестаньте, прошу вас, буйствовать и давайте ждать развития событий.
— Развития событий, — Саммерс упал на стул. — Развития событий!
— Да, развития событий, — подтвердил Фокс.
Некоторое время коммерсант бессмысленно смотрел в стену, затем встал и вышел из каюты.
Найтли курил трубку на палубе, машинально рассматривая толпу на пристани.
— Ничего, мой мальчик, — сказал он. — Перемелется. Вы, конечно, немного перестарались, но, знаете ли, подростки — народ непредсказуемый. Мы не могли предугадать, что сделает наша барышня.
Саммерс взялся за поручень и уставился вниз, в плещущую у борта воду.
— Мы это должны были иметь это в виду в первую очередь. Вы выбрали меня, потому что мы с девчонкой, как говорят, одной крови, и я должен был знать, что она сделает именно это. Понимаете, знать!
Он вцепился в поручень, как если бы собирался вырвать его из борта или бросится в океан сам, но профессор схватил его за рукав.
— Джейк, смотрите! Там Эдна!
— Где?!
— Вон! На пристани!
Толпа у причала возмущенно заволновалась: расталкивая пассажиров, Саммерс спускался по трапу.
— Черт бы вас побрал, — как мог, спокойно, сказал он. — Где вы были?
— Успела! — выговорила Эдна.
Лицо ее, розовое от бега, было таким чумазым, что оставалось только диву даваться: нарочно, что ли? Впрочем, недавно белое, а теперь как из… в смысле, грязное и мятое спортивное платье несколько проясняло дело: оно носило следы мелкой угольной пыли — значит, приехала девчонка в поезде. Перчатки вообще позабыли, когда были свежими, а теннисные туфли окончательно оттоптали в толпе.
— У меня к вам деловое предложение, — сообщила мисс миллионерша.
— Я спросил, где вы шлялись. Где вас носило? Вы соображаете, что творите?!
— Потом, — девчонка взяла его за руку. — Папа скоро будет здесь, так что дайте мне сказать.
— Эдна, — сказал Саммерс, — не валяйте дурака. Я не могу взять вас с собой, так же, как не могу помочь вам удрать от отца.
— Знаю, знаю, — она закатила глаза так, что захотелось рявкнуть. — Почему взрослые все время так длинно говорят то, что и так понятно? Зачем мне нужно куда-то бежать? Если вы попробуете взять меня с собой, папа посадит вас в тюрьму. Одной — нет смысла.
Коммерсант сунул руки в карманы брюк.
— Так что же, черт возьми…
— Выньте руки из карманов, — сказала она. — Я же говорю: у меня деловое предложение.
— Излагайте, — усмехнулся коммерсант, — свое предложение.
Эдна влезла на поручни и там уселась — так ей было удобнее смотреть ему в лицо.
— До моего совершеннолетия еще семь лет, — с досадой начала она.
— И что?
— Я, конечно, понимаю, что выгляжу, э-э-э… — мисс миллионерша почесала ухо. — Ну… Но зато папа даст за мной приданое — никуда не денется. Вам не придется зависеть от вашей тетки. И потом, вас же никто не понимает! А я понимаю. Вы не будете ни в чем нуждаться. Вы будете заниматься своими животными. Вам вообще не придется ни о чем беспокоиться!
У Саммерса дрогнул подбородок. Потом он потер глаз. Потом фыркнул. И, наконец, рассмеялся в голос.
— Представляю, — выговорил он. — О, представляю!
— Минуточку-минуточку, — Эдна тоже засмеялась и потянула его за лацкан пиджака. — Ничего вы не представляете. Папа в этом смысле находится в полной неопределенности. Я сама слышала. Они говорили с мамой: в полной неопределенности. Ну, потому что за кого меня выдавать? За кого-нибудь из королевской фамилии? Разбежались. Ловить какого-нибудь нищего лорда или графа, готового обменять титул на наличные — унизительно, скажут, что папа нувориш. За такого же магната-нефтепромышленника? Как бы не так. За торгаша? Папа скорее голову даст на отсечение, он так и сказал. Вот если бы я родилась мальчиком, тогда другое дело: он передал бы мне бизнес. Ну, и что получается?
— Так что, выходит, если вам приглянется шофер, садовник или охранник…? — изумленно выговорил коммерсант.
— Ага.
Саммерсу понадобилось время, чтобы прийти в себя.
— Да ну вас, — он даже махнул рукой, прогоняя эту дикую галлюцинацию. — Вы не понимаете, что говорите. Вы хоть подумали, что когда вам исполнится двадцать один, мне уже будет сорок?
— Тридцать четыре, — поправила она.
— Сорок, сорок, — он усмехнулся. — Ну, как?
Эдна долго думала.
— А, не имеет значения, — проговорила она. — Я хочу сказать, это, конечно, плохо, но ничего не поделаешь.
— Э-э, вот что, — протянул он. — Я ценю вашу хватку, мисс Вандерер. Но…
— Так. Вы мне отказываете, что ли?
— Да. Не перебивайте.
Коммерсант не зря высоко оценил деловую хватку юной особы: она привела самый весомый аргумент, который был в ее распоряжении: заревела.
— Эдна, — он вынул платок, вытер ей глаза, нос, а потом неожиданно заткнул им рот мисс миллионерши и прикрыл сверху ладонью, — нет, черт возьми, вам все-таки придется меня выслушать!
Но тут он спохватился.
— Стоп! А что вы ели-то все это время?
Девица, как была, с заткнутым ртом, предъявила несколько банкнот.
— Отлично, — успокоился коммерсант. — Так вот. Э. Черт бы вас побрал, вы меня сбили. На чем я остановился? А! Я говорю, вы зря про, э-э-э, свою внешность. Какой-нибудь год, может быть, два — и… да не ревите, я знаю, о чем говорю!