– И я! – поддакивает его товарищ, и все парни хохочут. Их там на палубе – немалая кодла.
– Может, вы с Магдаленой…
– Стал бы! – кричат в унисон двое юнцов, навалившись на ограждение, и остальные подхватывают клич:
– Без вопросов стал бы!
– …подниметесь к нам выпить! – продолжает первый парень.
– Ну…
Норман умолкает, будто не мог и помыслить о таком приглашении…
– Ладно! Здорово! Спасибо!
Загорелый паренек объясняет, что нужно развернуться, обойти конец строя и идти обратно к корме «Первой затяжки», где будет трап.
– Отлично! – подытоживает Норман.
Он разворачивает сигаретницу и бросает ее вперед с громким РЕВОМ моторов, тут же усмиряемым до глухого рыка рыка рыка рыка.
– Если тебя видят по телевизору, у тебя аура, – поясняет Норман Магдалене.
Он страшно доволен доктором Льюисом.
– Память обычно быстро выветривается, но я знал, что у меня осталось еще чуток харизмы, – и не ошибся. – И, помолчав секунду: – И конечно, такой вот мощный «Гипоманьяк» тоже не помешает. Они любят сигаретницы, все эти детишки. Сигаретницы… котируются! Я знал, что, разогнав эту тыщу кобыл как следует, привлеку внимание. И ты, малыш…
Норман вытянул губы, будто бы для смачного шутливого поцелуя.
– …ты тоже не помешала. Видала их? Они тебя глазами заживо пожирали! Как тебе все эти «Стал бы»? «Стал бы! Стал бы! Стал бы!»? Да на той посудине никто с тобой и рядом не стоял. Учти. Ты звезда, малыш.
С этими словами он кладет руку ей на внутреннюю поверхность бедра.
– Норман!
В то же время ей нравится, как он толкует улюлюканья на палубе.
Другая рука Нормана лежит на штурвале. Он напряженно смотрит вперед, как будто у него нет иной заботы, кроме как провести урчащую сигаретницу через поворот.
– Норман! Кончай!
Он убирает руку – скользнув ладонью вверх по бедру Магдалены… и пробежав пальцами по ее животу, запускает их под резинку ее купальных трусов.
– Прекрати, Норман! Ты сдурел?!
Магдалена хватает запястье доктора и дергает его руку вверх.
– Чтоб тебя, Норман…
Внезапно она замолкает. Рука Нормана у нее в трусах, и это все видят – какой стыд! И какое ребячество! Надо же так напоказ корчить из себя озабоченного мальчишку! И все это после того, как Норман открыто признал, что он, доктор Люьис, известный на всю страну психиатр, рыскал вдоль этой связки яхт, проделывая унизительные и обидные трюки, специально, чтобы достичь такой ничтожной и позорной цели… втереться в компанию веселящихся на яхте детишек – детишек! Кучка пацанов, еще не выросших из подросткового сленга, и девчонок, что скачут по палубе голыми в стрингах, разрезающих зады на две спелые дыньки и тонущих бог знает где… и все равно это волнует Магдалену. Она чувствует… начало разнузданной вакханалии, где ее роскошное тело будет главной звездой. И волнение ниже живота… и даже жалеет, что на ней самой не стринги. Не слишком ли велики эти черные трусы-бикини, в которых сейчас шарит Норман, чтобы в Магдалене возобладало сладострастное устремление… отбросить… всякое сознательное суждение, связывающее ей руки? Но Сознательное Суждение оказывается не так легко побороть. Оно заставляет Магдалену резко выпрямиться на сиденье.
:::::: Останови его… сейчас же!::::::
– Прекрати, Норман, – требует Магдалена. – Нас все видят!
Но она еще целое мгновение позволяет Норману не отнимать руки, и в ее «Прекрати!» нет гнева, а только забота о приличиях. По взгляду, каким Норман окидывает ее, по усмешечке его чуть приоткрытого рта Магдалена понимает, что он до последнего нейрона прочел ее противоречивые эмоции и прекрасно понимает, в каком уязвимом и беспомощном состоянии она находится.
На корме «Первой затяжки» «Гипоманьяк» встречает изрядное сборище зевак, нависающих над трапом. Магдалена поднимается первой под новую перекличку: «Стал бы!», «Стал бы!», «Стал бы!», «Стал бы!». Их взгляды тискают ей груди и массируют низ живота, голый до самого лобка и выступающий лишь едва-едва, ровно столько, чтобы возникла небольшая округлость. Парни просто не могут оторвать от нее глаз!
– Стал бы!
– Стал бы!
– Стал бы!
Но и это трудно расслышать. Здесь, на самой яхте, РИТМ тот РИТМ тот РИТМ просто ЛУПИТ ЛУПИТ ЛУПИТ ЛУПИТ из динамиков. Магдалена видит на палубе девушек, танцующих друг с другом… почти голыми. Целая стая девиц в стрингах… с трусами, утонувшими между ягодиц… Самозабвенно трясут и виляют задами, дергают головами, посылая в полет свои золотые гривы – блондинки американас! – и внезапно Магдалена чувствует, что попалась в ловушку… в толпу грубых чужаков…
Вот юные ребята в купальных трусах… тело у них вроде сливочного крема, как чизкейк… у латиноамериканских парней есть мускулы, которые видно… но тут Магдалена понимает, что думает о Несторе, и переключает внимание на другое. Парнишка – скольких? ну, лет двадцати пяти от роду? – парнишка с телом-чизкейком стоит прямо перед ней и спрашивает:
– Эй, ты с ним?
Магдалена понимает, что он говорит о Нормане, взбирающемся по трапу следом за ней.
Норман берет Магдалену за руку и шагает прямо к тому парню, что пригласил их на яхту. Он оказывается высоким и стройным малым, лет двадцати с небольшим на вид.
На нем – модные удлиненные шорты. С отвязным гавайским узором. Однако вблизи он кажется уже не мальчишкой, а молодым мужчиной, ну, по крайней мере номинально.
При виде Нормана у него распахивается рот, глаза лезут на лоб, и он восклицает:
– Доктор Льюис! Ну, кру-у-уто! Я вас только-только видел в «60 минутах» – и вот вы… у меня на яхте! Ва-а-аще кру-у-у-то!
Его восторг кажется искренним – и в лице Нормана Магдалена видит столь же искреннюю благодарность – она растекается улыбкой, говорящей: «Вот, это то, что надо!» Норман протягивает руку, и молодой судовладелец жмет ее и чувствует себя обязанным сообщить:
– Вообще-то, это не совсем моя яхта – отцовская.
Норман в самом что ни на есть дружеском тоне просит:
– Скажите, пожалуйста, как вас зовут!
– Я – Кэри!
Кэри, и делу конец. Он из этих, из первого бесфамильного поколения. Использовать фамилии у них считается напыщенностью… или слишком явной отсылкой к корням… этническим, расовым, иногда и социальным. Никто не использует фамилий, пока не придется заполнять какой-нибудь официальный бланк.
– А это Магдалена, Кэри, – представляет Норман.
Кэри сверкает своими бесподобными зубами и говорит:
– Я стал бы! Честно, это просто комплимент!
Смех и новые «стал бы» раздаются в толпе, собравшейся вокруг поглазеть на предположительно знаменитого доктора Льюиса, кем бы он ни был.