Она раскачивалась, закрыв глаза. Миша впервые видел такое отчаяние, не знал, что ему делать, как успокоить.
– Нет никаких доказательств, что это сделал Навроцкий, – сказал он.
– Ты напрасно себя казнишь. Наоборот, все доказательства в его пользу, ты сама их приводила. Кроме того, убив твоего отца, они не взяли документов – значит, дело не в документах и, следовательно, не в Навроцком. Просто я так же, как и ты, не верю, что Витька убийца.
Она сидела молча, смотрела в одну точку, потом сказала:
– Я убью этого мерзавца.
– Перестань! – сказал Миша. – Не бросайся из одной крайности в другую. Идет следствие, оно все выяснит. Единственное, что от тебя требуется, – не выдавай Навроцкому своих подозрений. Обещаешь?
– Я с ним больше не вижусь, – ответила Люда.
Славкина квартира, раньше такая радостная, выглядела теперь скучной и запущенной. Пыльные ковры на полу, подгоревший абажур над столом, на диване в беспорядке маленькие подушки. И только рояль в углу такой же чистый и блестящий, как и раньше, и тот же перед ним вращающийся стул.
Дверь в спальню была открыта, там мелькнула фигура Константина Алексеевича в заношенном халате. Небритый, осунувшийся, мешки под глазами, он не вышел и не поздоровался.
Славка отнесся к этому спокойно, привык к странностям отца или не хотел, обращая внимание, подчеркивать их.
– Я не допускаю мысли, что Витька убил Зимина, – сказал Миша. – Обыскан весь чердак, перебрана каждая щепка – оружия нет. Проник в квартиру? Как? В окно? На виду у всего дома? Через дверь? Ни ключей, ни отмычек у Витьки не нашли. Дверь открыл Андрей? Андрей участвовал в убийстве отца? И главное – мотивы преступления? Ограбление? Почему унес только портфель? Документы? Зачем они Витьке?
– Я тоже не верю, что Витька убил Зимина, – сказал Славка.
– А я верю! – объявил Генка. – Кто такой Витька Буров? Начинающий бандит, подчеркиваю – начинающий. Он первый раз забирается ночью в чужую квартиру, волнуется, видит портфель, думает, в нем что то ценное, хватает, убегает. Проходит неделя, никто портфеля не ищет, все тихо. Прекрасно! Витька идет опять, дорожка знакомая, но там неожиданно хозяин… Витька со страху стреляет, ему уже не до барахла, удирает, закидывает куда то пистоль, забирается на чердак в свою конуру и притворяется, что дрыхнет.
– Если бы у Витьки был револьвер, он обязательно показал бы его ребятам, – возразил Славка.
– Может быть, и показал! А они скрывают. Главное – откуда на чердаке взялся портфель?
– Да, – сказал Миша, – портфель – единственная улика против Витьки. Но в портфеле были документы на брак; они нужны не Витьке, а Красавцеву, Панфилову и Навроцкому.
– А может быть, по их поручению Витька и сделал это? – предположил Генка.
– У него были плохие отношения с Навроцким, – возразил Миша.
– Для видимости можно и по мордасам лупить друг друга. Кто, если не Витька? Навроцкий? Когда украли портфель, он был с Зиминым в театре, когда убили Зимина – с тобой в цирке. Если он и взял портфель, если и убил Зимина, то Витькиными руками, а сам устроил себе алиби: сначала Художественный театр, потом цирк.
– Вы оба горячитесь, а зря, – сказал Славка. – Один твердит – Витька, другой – Навроцкий. Ну, а сам Зимин? Почему он скрыл пропажу портфеля с документами? Боялся, видите ли, подвести Андрея? Что грозило малолетнему Андрею? Ровным счетом ничего. Больше того! Несмотря на пропажу первых документов, Николай Львович взял домой вторую пачку документов, отправил на дачу жену и дочь, а сам с дороги неожиданно вернулся домой. Зачем? Вспомнил о докладной записке? Ерунда! Николай Львович не тот человек, чтобы забыть о докладной записке. Он вернулся не случайно, вернулся специально, намеренно, поехал на дачу, чтобы убрать из дому Ольгу Дмитриевну и Люду, а сам вернулся. Зачем? Почему?
– Что ты долдонишь: почему, почему? – заметил Генка. – Сам скажи – почему?
– Можно предположить только одно, – сказал Славка. – Зимин должен был встретиться с кем то у себя дома. Встретились, повздорили, они его убили. Но заметьте, документов не взяли. Значит, не в них дело.
– То есть Навроцкий ни при чем, это ты хочешь сказать? – спросил Миша.
– Да, возможно, дело не в Навроцком, не в Витьке, а в ком то третьем. Зимина могли вовлечь в какую то аферу, запутать. Он, допустим, захотел выйти из игры, и его убили, опасаясь разоблачений.
– Зимин был нечестный человек?
– Честный. Может быть, даже сверхчестный. И в этом, может быть, все дело: он в чем то запутался или его запутали.
– Выходит, никому нельзя верить?
Славка качнул головой:
– Просто я больше вижу, больше слышу. Я уже говорил: изнанка жизни. Вы ее не видите, я вижу. Сам подумай: зачем Навроцкому с Красавцевым убивать Зимина? Из за документов? Красавцев мог с этими документами сделать на фабрике что угодно. Эти документы в его руках. Они отлично понимают, что за убийство вышка! Нет, это не Навроцкий, не Красавцев, это другие люди, которых, может быть, никто, кроме самого Зимина, не знает. И именно потому, что никто, кроме Зимина не знает, они и пошли на такое дело.
– Подведем итоги, – сказал Миша. – Генка считает убийцей Витьку Бурова. Так, Генка?
– Да. Допускаю, что Витька был исполнителем, орудием в чьих то руках, возможно, в руках того же Навроцкого, того же Красавцева. Но портфель украл он, убил Зимина он.
– Ясно! Теперь Славкина точка зрения: Зимин запутался в связях с какими то неизвестными нам дельцами, и его убили. Так, Славка?
– В общих чертах, так.
– И, наконец, мое мнение: Витька ни при чем. За этим делом стоит Навроцкий. Итак, встает вопрос: что будем делать?
Славка удивился:
– Что мы можем делать? И почему мы должны что то делать? Следствие само разберется.
– Как мы можем вмешиваться? – добавил Генка. – И зачем? Витьку выручать?
– Да, – сказал Миша, – надо выручать Витьку.
– Бог тебе в помощь. Я этого не собираюсь делать, – заявил Генка.
– Бог мне не помощник и не товарищ. Вы мои товарищи. От вас я жду помощи.
– Что именно?
– Хотелось бы знать, что говорят об этом на фабрике. Твоя тетка, наверно, в курсе.
– Это можно, – согласился Генка.
– А ты, Славка, поскольку ты так хорошо знаешь изнанку жизни…
– Твои насмешки меня не трогают.
– Тем лучше. Так вот. Навроцкий – частый посетитель «Эрмитажа». Не мог бы ты узнать о нем поподробнее?
– Если что нибудь узнаю, скажу.
– Прекрасно! От самого дела вы устраняетесь?