Тошан, исполненный решимости, дрожал от нетерпения. У него в ушах еще звучал голос Эрмин, в котором сквозила мучительная тревога. Ему представлялось трагическое лицо Кионы, умоляющий взгляд ее золотисто-карих глаз.
— Понимаю вашу реакцию, — решительно сказал он. — Забудьте то, что я вам сказал. Я покидаю часть. Как только я сделаю то, что должен, я вернусь и буду готов принять любые последствия моих действий.
— Успокойтесь! Позвольте мне хоть немного подумать! Дайте мне час. Один из членов вашей семьи похищен; я обязан доложить об этом выше. Думаю, что на вашем месте я действовал бы так же. И еще одно, Дельбо: на местности из вас вышел бы превосходный солдат. Я наблюдал за вами, вы действуете решительно, незаметно и эффективно. Предвижу, что вы способны выдвигать разумные инициативы. Откровенно говоря, я надеюсь, что, если мне удастся добыть вам эту увольнительную, вы сдержите слово. Зайдите ко мне после ужина.
Тошан тихо поблагодарил лейтенанта. Благодаря унаследованной от матери способности глубоко чувствовать чужую личность он понял, что этот человек искренне стремится ему помочь. Тошан направился к себе в казарму. Гамелен с мрачным видом сидел на койке.
— Ты уже поужинал? — спросил Метис. — Мне надо поговорить с тобой. Хорошо, что ты здесь один.
Верзила, прикуривая сигарету, с любопытством посмотрел на него.
— Ну и чё тебе надо, Дельбо? Я нынче зол как черт!
— Я тоже, Гамелен, причем куда сильнее. Умеешь хранить тайны? Ты бы мне здорово помог.
— Ну, а то! Ты ведь меня знаешь! Я честный малый! Ну, говори!
— Моя жена и ее родители попали в беду. Луи, брата Эрмин, похитили. Ему пять с половиной лет. Я знаю, кто похитил, и должен лично разобраться с этим делом, поскольку здесь замешаны мы с матерью. Если мне дадут увольнительную, то понадобятся хорошие собаки и прочные сани. Я заплачу. Где ты оставил свою упряжку и все прочее?
— Очуметь! Просто не может быть! — воскликнул ошеломленный Гамелен. — Дельбо, ты мой кореш! Конечно, бери и собак и сани. Свою упряжку я оставил у тетушки Берты. Она живет в Робервале на улице Менар. Я не слишком богат, но что мое — то твое. И я не то еще готов сделать для прекрасной златовласки с озера Сен-Жан. Помню, как я вез ее в Перибонку, пять лет назад, кажется. Вначале она была закутана, и я не видел ее лица. Я малость рассердил ее, но потом до меня дошло, что это твоя жена, и тут уж я расстарался, поверь моему слову!
— Она мне рассказала об этом, — подтвердил Тошан. — Благодаря тебе я провел счастливое Рождество.
Мужчины пожали друг другу руки. Потом Гамелен поднялся, дружески ткнув Тошана. Несколько лет назад они встретились на льду озера в сумасшедшей гонке на собачьих упряжках — от Роберваля до пристани Перибонки и обратно. Тогда выиграл Метис, как прозвали Тошана. Но теперь невезение было забыто. Бывших соперников сблизило пребывание в Цитадели, имевшее мало общего с их повседневным существованием. Их объединяло ощущение беспредельных просторов, заснеженных лесов, гонки по родным местам под лай собак и свист ветра.
Гамелен мечтательно прищурился. Он припомнил блистательное появление Соловья из Валь-Жальбера в старой хижине на набережной Роберваля.
— Твоя жена — истинная дама, воспитанная, прелестная, — сказал он. — И потом, она понимает юмор!
Растроганный Тошан кивнул, продолжая укладывать вещи в рюкзак. Ему тоже представилась очаровательная фигура обожаемой им женщины в черном бархатном платье в церкви Сен-Жан-де-Бребёф.
— У меня нет выбора, — добавил он тихо, будто говоря сам с собой. — Спасибо тебе, Гамелен!
— Знаешь, я правда хотел бы сопровождать тебя!
— Мы отправимся вместе в Европу! — заверил Тошан, прикоснувшись к плечу друга. — Я расскажу твоей тетушке, как ты поживаешь…
— Скажи ей, что мне сильно недостает ее пирогов со свининой. Но надо бы тебе разжиться доказательством, что ты именно от меня. Погоди, ты должен узнать, как зовут моего коренника: Лино! Красный Лино!
— А почему Красный? — полюбопытствовал Тошан.
— Это матерый пес, его голыми руками не возьмешь, — пояснил Гамелен. — Он уже в полгода сцепился с взрослым самцом, подрав его до крови. Я и назвал его Красный Лино. Если ты упомянешь об этом при Берте, у нее развеются все сомнения насчет того, что ты от меня. Она поймет, что я в курсе и что ты прибыл от меня. Собаки мои чрезвычайно выносливы. Мой двоюродный брат раз в неделю должен их выезжать. — Гамелен расплылся в ностальгической улыбке, продолжая превозносить достоинства своей упряжки. Вдруг он осекся и удивленно спросил Тошана: — А где же твои собаки? Ты их продал?
— Ну нет, ни за что! — решительно отрезал красавец Метис. — Но те, кто преследует мою семью, прикончили Дюка, а может, и Кьюта, хаски.
— И как Бог допустил?! — воскликнул Гамелен, почесывая бритую голову. — Такие отличные псы! Слушай, Дельбо, валяй, своди счеты. Даже если офицер не даст тебе разрешения, все равно отправляйся!
— Да я не передумаю, просто надеюсь, что удастся получить официальное разрешение. Ладно, пойдем ужинать, — с улыбкой сказал Тошан. От дружеского участия Гамелена у него потеплело на сердце. — Я передам от тебя привет озеру и лесам, — мечтательно добавил он.
Валь-Жальбер, пятница, 19 января 1940 г.
Было шесть утра. Эрмин часть ночи продремала в няниной комнате, так как ее спальню заняли Бетти с дочкой. Стоя возле окна, она вглядывалась во тьму, будто ожидая увидеть бегущего к дому чудесным образом спасшегося Луи. «Господи, ну и мрачный же выдался вечер», — подумала она. Вспомнила, как родители расхаживали взад-вперед по гостиной под скорбным взглядом Мирей. Лора то рыдала и молилась, то проклинала весь мир. Мрачный, подавленный Жослин пытался утешить супругу, которая то отталкивала его, то бросалась к нему в объятия.
«А Бетти тихо плачет — смертельно-бледная и полная раскаяния, — подумала Эрмин. — Я была с ней сурова, но все же мне непонятно, как она могла пойти на поводу у этого пришлого типа, которого совсем не знала. Но я-то оказалась в ловушке. Если я расскажу родителям или полиции о том, что знаю, я разрушу семью Маруа, которая мне совсем не чужая… Нет, я не могу так поступить!»
Она подумала о Симоне, с которым всегда водила дружбу, о набожном Эдмоне, о милой Мари. И тут чья-то рука робко легла ей на плечо. Это была Бетти, бледная, с заострившимися чертами лица.
— Я глаз не сомкнула. Мимин, если бы ты знала, как мне жаль!
— Ну, мне-то удалось заснуть, но я часто просыпалась и наконец решила спуститься. Сварю-ка я кофе.
Бетти, уловив перемену тона, несколько приободрилась.
— Дорогая Миминочка, — воскликнула она, — если бы я могла поправить причиненное мною зло, вернуться назад!
— Перед твоим приходом я как раз вспоминала детство. Вы с Жозефом приютили меня, дали погреться у семейного очага, и я никогда этого не забуду. Я была счастлива, несмотря на перепады настроения твоего муженька. Бетти, пока мы с тобой наедине, нам нужно придумать, как сообщить о Поле Трамбле, не вмешивая в это тебя. Я все еще не могу поверить, что ты так наивно завела с этим типом шуры-муры, как говорят в здешних краях, но предавать тебя я не стану!